– Однако я чувствую себя старым, дорогая. Но все равно– спасибо за комплимент. Кстати, ты тоже.

Салли даже похорошела с тех пор, а легкая полнота ей шла,придавая изящной фигуре некоторую пикантность. Раньше, насколько помнил Мэтт,она была, что называется, кожа да кости, хотя ему это тоже нравилось.

– Ну и какие же у тебя теперь планы? – с интересомспросил он.

– Пока не знаю. Думаю. Еще не могу прийти в себя от шока… –Салли совсем не походила на убитую горем вдову. Впрочем, и неудивительно –какое уж тут горе? Скорее она походила на узника, обретшего наконец свободу. Вотличие от Офелии, невольно добавил он, которая искренне оплакивала погибшегомужа. Между этими двумя женщинами лежала пропасть. – Подумываю о том,чтобы вернуться в Нью-Йорк. – Салли бросила на него смущенныйвзгляд. – Ты, наверное, решишь, что я сумасшедшая, но иной раз я думаюдаже, а вдруг… – Взгляды их встретились, и в комнате повисло молчание.Салли не договорила. Впрочем, Мэтт и так догадался. Он хорошо се знал. Да, вседело в том, что он знал ее слишком хорошо.

– Послушай, если я даже соглашусь поехать с тобой,попробовать начать все сначала… словно и не было всех этих лет… Божемилостивый, что за бред?! – с нарочито-печальной улыбкой Мэтт поднял на нееглаза и внутренне возликовал, когда она кивнула в ответ. Выходит, он угадал.Впрочем, он всегда знал, что у нее на уме. И куда чаще, чем она думала. –Проблема в том… видишь ли, ведь все долгие десять лет я мечтал именно об этом!Но ты была далеко, твоим мужем стал Хэмиш, и надежды для нас не было. А сейчас,когда его уже нет, когда ты сама предлагаешь мне вернуться… забавно, знаешь ли,но мне почему-то не хочется. Наверное, все перегорело… Странно, ты так жекрасива, как и раньше, вернее, еще красивее… может, еще пара мартини, и я бызатащил тебя в постель и решил бы, что умер и попал на небеса… Ну а что потом?Ты – это ты, а я – это я, а стало быть, и все причины, по которым наш с тобойбрак когда-то распался, остались при нас. Я опять стану тебя бесить… для чего?Ну а если честно, то как бы я ни любил тебя, Салли, я бы скорее умер, чемсогласился вернуться к тебе. Понимаешь… цена слишком уж высока. Я хочу, чтобырядом была женщина, которая бы меня любила. А ты… не уверен, что ты вообщекогда-нибудь меня любила. Любить – это ведь не только брать, но и отдавать, аты этого никогда не умела. Поэтому в следующий раз я… словом, мне тоже хочетсяне только любить, но и быть любимым.

Не успели его слова сорваться с языка, как Мэтт вдругпочувствовал себя неожиданно легко. Слава Богу, он набрался решимости ивысказал все. Забавно, однако, – после стольких лет ему выпал шанс, окотором он мог только мечтать, а он отказался. Мэтта охватило ликование – восхитительноечувство вновь обретенной свободы переполняло его, и даже легкий привкус горечии разочарования не мог испортить сладость сознания одержанной победы.

– Ты всегда был романтиком, – обиженно фыркнулаСалли. Впрочем, неудивительно – она давно уже привыкла получать все, что ейхочется.

– А ты нет, – с улыбкой бросил Мэтт. – Можетбыть, именно в этом все и дело. Ты всегда старалась выбить из меня«романтическую дурь», а я верил в нее и верю до сих пор. Как для тебя всепросто! Не успела схоронить одного мужа и уже ринулась эксгумировать другого! Ауж если вспомнить, как ты отлучила меня от собственных детей! Господи, да ведьты едва не прикончила меня! Зато теперь я свободен и счастлив, что это так!

– Ты всегда был чокнутым, – рассмеялась Салли.Мэтт не стал с ней спорить – он-то хорошо знал, что сделал именно то, чтонужно, может быть, в первый раз в жизни. – Ну ладно, а как насчет того,чтобы просто поразвлечься немного?

Мэтт догадался, что в надежде добиться своего Салли метнулана кон свой последний козырь, и почувствовал внезапную жалость к этой женщине.

– Глупо… и к тому же потом нам будет совестно смотретьв глаза друг другу, – спокойно проговорил он. – А после что? Тыдумала об этом? Наверное, нет. А вот я думал. Потом у тебя опять появитсякто-то еще. И что тогда делать мне? Снова биться головой об стену? Извини,дорогая, что-то не хочется. Нет, спать с тобой – все равно что пытатьсяприручить акулу: то ли приручишь, то ли нет, а руки лишишься точно. А я, знаешьли, вовсе не горю желанием снова зализывать раны.

– И что теперь? – Салли плеснула себе в бокалмартини. Вид у нее был взбешенный. Мэтт усмехнулся – она налила уже третийбокал. А сам он, едва сделав глоток, отставил бокал в сторону. Наверное,постарел, хмыкнул он про себя. Во всяком случае, мартини уже не доставлял емутакого наслаждения, как прежде.

– Теперь? Теперь мы поступим, в точности как ты хотела:пожмем друг другу руки и расстанемся друзьями. Ты отправишься в Нью-Йорк, апотом отыщешь себе нового мужа, переедешь в Париж или Лондон, а может, вПалм-Бич и станешь растить детей. И в следующий раз мы с тобой встретимся насвадьбе у Ванессы и Роберта. – Это было как раз то, о чем мечтал Мэтт.

– А как же ты? – зло прищурилась Салли. –Неужто так и останешься отшельником?

– Почему бы и нет? Словно старое дерево, пущу корни истану наслаждаться жизнью вместе с теми, кто придет посидеть в тени моихветвей, насладиться покоем и тишиной. Знаешь, в такой жизни есть свои прелести.

«Только не для тебя, моя дорогая», – усмехнулся просебя Мэтт. Подобную жизнь Салли презрительно именовала «преснятиной». Она житьне могла без волнений, а если их не было, то ничтоже сумняшеся создавала ихсама.

– Послушай, ты ведь не такой уж старый, чтобы такдумать. Господи, да ведь тебе всего только сорок четыре! Хэмишу стукнуло сорокдва, когда он умер. А рядом с тобой он казался почти мальчишкой.

– Вот-вот… и теперь его нет в живых. Так что, может,тихая жизнь не так уж плоха, как тебе кажется? Ну, как бы там ни было, с этогодня наши с тобой пути разойдутся. И слава Богу, иначе я доведу себя допсихушки, а ты, чего доброго, просто прикончишь меня. Перспектива не изприятных, верно?

– У тебя кто-то есть?

– Может быть, дорогая, может быть. Но тебя это некасается. Если бы я любил тебя, то бросил бы все и последовал за тобой надругой конец света. Ты ведь меня знаешь, Салли. Вот такой уж я романтическийдурак, хоть и старый. Проблема в том, что я тебя не люблю. Раньше думал, чтолюбил, а вот увидел тебя и понял – нет. Все перегорело. Все-таки десять летпрошло. Я и сам не заметил, как это случилось. Осталась только любовь к детям,какие-то старые воспоминания и больше ничего. Может быть, где-то в глубине душия все еще люблю тебя… но не настолько, чтобы простить то, что ты сделала.

Мэтт встал, поцеловал ее в макушку и молча двинулся к двери.Салли не шелохнулась, не пыталась его остановить – только смотрела ему вслед.Все-таки она хорошо его знала. И понимала, что это конец. Раз Мэтт сказал, таки будет. Так было всегда, и так будет впредь. Уже перед самой дверью Мэтт обернулся.

– Пока, Салли, – бросил он. В душе его царилоликование. Мэтт едва удерживался, чтобы не пуститься в пляс. – Желаюудачи.