– Как хорошо, правда? – Мэтт с улыбкой посмотрел вглаза Офелии, почти столкнувшись с ней на кухне. Офелия решила подложить ввазочку печенья для детей, а Мэтт отправился за вином для себя и Офелии.

– Да, очень, – с искренним чувством ответила она.Похоже на волшебный сон. Если бы только он не кончался!

Мэтт видел, что Офелию по-прежнему терзают сомнения, но онмечтал и надеялся, что она найдет в себе мужество довериться ему. В последниедни о?? особенно осторожно с ней обращался, постоянно напоминая себе, насколькоранимой она была. Мэтт знал ее лучше, чем кто-либо другой, и знал, как поступилс ней Тед. С таким же успехом Тед мог наложить на нее заклятие, проклясть ее доконца ее дней. И никому лучше Мэтта не известно, что это за заклятие. Но сейчасони избавились от него, по крайней мере ненадолго.

Новый год они встретили в ресторанчике неподалеку от дома, апотом отправились в соседнюю гостиницу поучаствовать в аттракционах иповеселиться. Все вокруг были либо в лыжных костюмах, либо в толстых, теплых свитерах.Только некоторые из женщин, в том числе и Офелия, кутались в меха. В черномбархатном комбинезоне, накидке из шикарной пушистой чернобурки и маленькойшапочке она выглядела сногсшибательно.

– Знаешь, мама, ты смахиваешь на какой-то черныйгриб, – недовольно пробурчала Пип, бросив на мать неодобрительный взгляд.

А вот Ванесса, восторженно присвистнув, ахнула: «Круто!»

Может быть, на строгий взгляд Пип, мать выглядела слишком ужэкстравагантно, зато Мэтту понравилось. Впрочем, что бы она ни надевала, как бычисто ни говорила по-английски, в ней безошибочно признавали француженку. Либоее выдавал воздушный шарф, который она повязывала с небрежной элегантностьюпарижанки, либо сережки, а скорее всего сумочка на длинном ремешке, которую онапривыкла носить на плече. Подобные мельчайшие детали туалета, каким-тонепостижимым образом соединившись, мгновенно выдавали ее континентальноепроисхождение.

Может быть, французская кровь, что текла в ее жилах, илицарившее вокруг беззаботное веселье, а скорее всего и то и другое заставилиОфелию слегка потерять голову, и она даже позволила Пип выпить немногошампанского в честь Нового года. Мэтт украдкой подмигнул Ванессе и сунул ей вруку бокал с искрящимся вином. Само собой, Роберту тоже было разрешено выпитьшампанского, хотя ему еще не было двадцати одного года. Мэтт, не спускавший ссына глаз, удовлетворенно улыбнулся – мальчик держался хорошо. Наверняка онитам в Стэнфорде не слишком строго придерживаются законов насчет выпивки, новолноваться за Роберта нечего – похоже, у парня достаточно здравого смысла,чтобы сохранять трезвую голову.

Они находились в холле гостиницы, когда висевшие на стенеогромные часы громко пробили полночь и все присутствующие по французскомуобычаю принялись целовать друг друга в обе щеки и поздравлять с Новым годом.Только когда они наконец вернулись домой и уставшие дети разошлись по своимспальням, Мэтт, расхрабрившись, привлек Офелию к себе и страстно поцеловал вгубы. Они были одни. В камине чуть слышно потрескивали угли, но комната ещесохраняла тепло. Праздник явно удался – во всяком случае, с точки зрениядетворы, которая, несмотря на разницу в возрасте, на удивление хорошо ладиламежду собой. Мэтт готов был поклясться, что счастлив, как никогда в жизни, аОфелия в его объятиях чувствовала себя уютно и спокойно. Впервые за весьужасный год она забыла о несчастье. И ноша, лежавшая у нее на плечах и с каждымднем становившаяся все тяжелее, вдруг непостижимым образом куда-то исчезла.

– Ты счастлива? – спросил Мэтт шепотом, хотя обане сомневались, что дети наверху уже спят без задних ног.

Пип снова отправилась к Ванессе. Они уже стали неразлучны.Пип смотрела на Ванессу с восторженным обожанием, словно на старшую сестру,которой у нее никогда не было. А поскольку у Ванессы тоже не было сестер, то иона рада была побаловать Пип, как любимую младшую сестренку.

– Очень, – едва слышно шепнула Офелия.

С Мэттом ей всегда было хорошо. Он создавал совсем особыймир, где она чувствовала себя любимой, где уютно и безопасно и где ей ничто неугрожало. Никакое горе не могло коснуться ее, пока Мэтт рядом. А он только имечтал о том, чтобы получить право защищать ее, беречь и любить после всего,что ей пришлось испытать. Он понимал, что душа ее изранена, но это не пугалоего – у него хватит терпения и любви, чтобы ее излечить.

Он снова припал к ее губам, дав волю бушевавшей в немстрасти. Казалось, они с боязливой нежностью изучают друг друга. Толькопочувствовав, как руки Мэтта блуждают по ее телу, Офелия поняла, до какойстепени изголодалась по мужской ласке. Как будто после гибели Теда женщина вней умерла, и вот теперь Мэтт, как прекрасный принц в сказке, однимприкосновением пробудил ее к жизни. А самого Мэтта переполняло желание. Онидолго сидели, тесно прижавшись друг к другу. Потом легли, вытянувшись надиване, и Мэтт, вдруг почувствовав, что еще немного – и он просто не выдержит,едва слышно шепнул ей на ухо:

– Если мы не встанем, причем немедленно, то у нас будутнеприятности. – Офелия чуть слышно прыснула в ответ, в первый раз за многолет почувствовав себя озорной девчонкой. Мэтту понадобилось все его мужество,чтобы задать ей вопрос, который вертелся у него на языке. Он бы и не решился,но пока все шло как надо, по крайней мере до сих пор. – Может, поднимемсяко мне? – с замирающим сердцем шепнул он ей в самое ухо.

И когда она чуть заметно кивнула, Мэтт замер в страхе, чтосердце его не выдержит и разорвется от счастья. Он так долго этого хотел, чтосейчас был просто не в силах поверить, что она согласна.

Мэтт взял ее за руку и осторожно повел за собой в спальню.Дом, погрузившись в тишину, спал. Заметив, что они с Мэттом, не сговариваясь,крадутся на цыпочках, Офелия закусила губу, чтобы не рассмеяться. Конечно, в ихвозрасте смешно прятаться, но ей не хотелось ненароком разбудить детей. Едвадождавшись, когда они окажутся в спальне, Мэтт плотно прикрыл за ними дверь изапер ее на задвижку, а потом, легко подхватив Офелию на руки, бережно опустилна постель. И через мгновение сам вытянулся возле нее.

– Господи, как же я люблю тебя, Офелия, –прошептал он.

Комнату заливал лунный свет. В жарко натопленной спальнебыло уютно. Поцеловавшись, Офелия с Мэттом нежно и бережно помогли друг другуосвободиться от одежды и через несколько минут, сами не заметив, как этопроизошло, оказались под одеялом. Едва сдерживая себя, Мэтт потянулся к ней. Ончувствовал, что она дрожит всем телом, и мечтал только о том, чтобы успокоитьее. Сделать так, чтобы Офелия почувствовала себя счастливой.

– Я люблю тебя, Мэтт, – прошептала она в ответ.

И Мэтт без труда уловил дрожь в ее голосе. Он чувствовал,что она напутана, поэтому крепко прижал ее к себе и долго баюкал, словноребенка, давая ей время успокоиться.

– Все хорошо, дорогая… тебе ничего не угрожает… всебудет чудесно, вот увидишь… я обещаю…