Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не понравился нам и город, суетливый и сильно замусоренный. На широких улицах и площадях стояли огромные железные баки с мусором, а над ними беспрерывно кружились стаи жирных жёлтоклювых чаек: они безобразно галдели, дрались, разбрасывая мусор вокруг баков, к которым и подойти-то было просто опасно. Но когда мы более внимательно познакомились с городом, то обнаружили и немало интересного. Меня, например, просто потряс огромный раскоп почти прямо в центре города – это были знаменитые римские термы, а если по-нашему, то просто бани: вырубленные в известняковых породах комнаты с каменными лежаками могли, пожалуй, вместить не одну сотню жаждущих понежиться в горячих источниках местных целебных вод. Кстати, когда уже изрядно похолодало, мы и сами пристрастились к местным горячим водам. Только это были уже не древние римские термы, а современный огромный бассейн под открытым небом. Было даже очень занятно: в двух шагах от тебя в каменистый берег беспрерывно бьёт холодный морской прибой, а мы балдеем в горячей сероводородной воде и в клубах пара над головой.
Среди других достопримечательностей города оказались небольшой аквариум с местными обитателями морской среды, среди которых были даже совсем не страшные акулы и крабы. Показали нам также и музей Военно-Морского флота Болгарии: внутри – несколько залов с различными экспонатами, а снаружи – два или три маленьких бронекатера да набор морских пушек разных калибров. Поразил меня и книжный магазин русской книги – такого набора книг на русском языке по тематике и качеству полиграфического исполнения я ещё не встречал нигде у нас на Дальнем Востоке, например. Один объёмный фолиант я очень долго с интересом листал, но потом с сожалением вынужден был поставить на место – не по карману он оказался мне: это был просто шикарный альбом с репродукциями из Третьяковской галереи. Нашли мы как-то и магазин для рыбаков и охотников. Там кавторанг обнаружил хороший рыбацкий нож – простой в исполнении, но отличной стали. Загорелся купить, а денег у него не хватало. Попросил у меня – я как раз выгодно сбыл на рынке привезённый с собой приёмничек рижского производства «Нейва» – оказался здесь абсолютно бесполезным, поскольку не брал ни одну из русских станций. Дал ему сто левов – столько стоил нож, пообещал вернуть во Владивостоке сто рублей. Я махнул рукой: мол, брось мелочиться. И забыл об этой операции. А себе купил точно такой же нож. Каково же было моё удивление, когда в день моего 55-летия ребята вручили мне тот самый фолиант, который я с интересом листал в книжном магазине, но не взял. Только теперь там на титульном листе стояли подписи всех ребят и даже подружек двух молодых наших ростовских хлопцев – журналисток из Белоруссии. День рождения прошёл просто замечательно и в память о нём у меня до сих пор этот альбом и купленный на пару с кавторангом рыбацкий нож, которым я разделываю до сих пор рыбу на кухне.
Кстати, кавторанг деньги мне всё-таки вернул, как я ни отказывался. Как-то мы встретились через несколько лет во Владивостоке, он пригласил меня к себе домой. Посидели хорошо вечерок, повспоминали Болгарию 90-го года. А она к середине ноября тогда на несколько дней просто погрузилась в темноту – электростанции оказались без топлива. С робкой надеждой поговаривали болгары, что должна помочь Россия. И не ошиблись: через несколько дней на горизонте и в самом деле появились целые караваны танкеров, идущих курсом на Варну и в Бургас. И снова загорелся свет в Болгарии – Россия в очередной раз выручила наших ненадёжных братушек…
Письмо шестнадцатое
«Никогда такого не было, и вот опять…», или Когда параллели пересекаются
Этим заголовком обрывается повесть-эссе Виктора Федоровича Холенко – журналиста, писателя и моего отца. Последнюю главу он не успел написать, хотя она была уже готова, как он говорил мне в один из своих последних дней в больничной палате.
О чем он хотел рассказать в последней главе? Не знаю – не в привычках отца было делиться своими планами. Но заголовок автором был написан – направление задано, поэтому я – сын автора Андрей Холенко – на правах одного из персонажей этой повести-эссе и расскажу о том, когда параллели пересекаются.
Я не должен был стать журналистом. По крайней мере – я сам так считал еще с детства, хотя учителя всех школ, в которых мне довелось учиться по причине частых переездов нашей семьи вслед за отцом, направленным сектором печати Приморского крайкома КПСС в очередную редакцию районной газеты, в один голос предрекали мне именно журналистское будущее, мол, парень хорошо пишет сочинения, отец у него – редактор газеты, поэтому и вывод напрашивается сам собой: будет журналистом. Наверное, из зревшего в душе все школьные годы чувства протеста я после окончания Славянской средней школы поступил учиться на математический факультет Дальневосточного государственного университета. И даже проучился там целый семестр.
Потом работал слесарем на Славянском судоремонтном заводе, служил в Советской Армии, забивал костыли в шпалы монтёром пути на Лучегорском угольном разрезе и потом… поступил на факультет журналистики. И это был один из тех случаев, когда я послушал отца: он наведал меня в армии перед дембелем и в ответ на мои сомнения, в какой вуз поступать после службы, как-то очень уверенно ответил: «На журналистику». И через некоторое время наши профессиональные параллели начали пересекаться.
Собственно, на журналистику я поступил потому, что на ней не было математики. Но уже с первых практических занятий в универе, особенно с предмета ТГД – техники газетного дела, я был полностью поглощен романтикой журналистики. И уже на первом курсе с лёгкой руки, а точнее – телефонного звонка отца я оказался в кабинете заведующего отделом промышленности и транспорта краевой партийной газеты «Красное знамя» Михаила Леонардовича Арбатского, который выписал мне временное удостоверение и дал первое журналистское задание – побывать на Владивостокском заводе зеркальной фурнитуры и сделать репортаж о повышении производительности труда. Когда я купил в киоске свежий номер газеты и на первой полосе увидел подпись «А. Холенко» под хорошенько отредактированным Михаилом Арбатским текстом моего репортажа, то сердце моё чуть не выскочило из груди – было ощущение, что прохожие всего города сейчас вдруг остановятся, покажут на меня пальцем и скажут: «Вот кто написал