мансардой к осени 84-го года и в сентябре уехал во Владивосток на семинарские занятия журналистов местной печати при краевом Доме политпроса. Там я узнал, что во время моего отсутствия в Лучегорском роддоме появился на свет мой первый внук Александр, а сын Андрей стал отцом. К тому времени Андрей одновременно с учёбой в университете уже работал в штате краевой газеты «Красное знамя» в отделе промышленности, много печатался, и мне было очень приятно слышать очень положительные отзывы о его публикациях от своих коллег по семинару и преподавателей, ведущих занятия с нами.

Подросла и Алёна. Закончив учёбу в школе, она поехала во Владивосток поступать в медицинский институт, но потом неожиданно вернулась домой: первое же знакомство с этой профессией, даже всего лишь предварительное, разочаровало её. В Лучегорске она поступила на работу в детский садик при разрезе, а на следующий год сдала приёмные экзамены на биологический факультет ДВГУ. После первого курса, а это был уже 1989 год, она в начале августа приехала к нам с подругой по курсу: они были на уборке картофеля в одном из совхозов соседнего с нами Дальнереченского района и им надо было возвращаться во Владивосток, где им предстояло ещё с месяц поработать пионервожатыми в школьном летнем лагере, кажется на Второй речке. Но накануне обрушились на Приморье затяжные дожди, Уссури, как часто здесь бывает по осени, со своими горными притоками вышла из берегов, и железнодорожное сообщение сразу прервалось с краевым центром – поезда доходили только до Дальнереченска. Выручила местная авиация – она тогда ещё у нас работала, и девчат удалось отправить из Лучегорска в соседний с ним Дальнереченск на «кукурузнике» АН-2. Там с нашими девчатами произошёл неприятный случай: пока они отдыхали в скверике у вокзала в ожидании поезда, какой-то хулиганистый пацан, пробегая мимо них, сорвал с шеи Алёны её памятную золотую цепочку, которую она купила ещё на свою первую детсадовскую зарплату. Правда, мы узнали об этом казусе только через несколько дней, когда Алёна позвонила нам уже из Владивостока.

В этом же году настоящий крутой поворот произошёл и в жизни Андрея: он стал первым заместителем главного редактора новой газеты «Вечерний Владивосток», созданной молодыми журналистами, в основном выпускниками ДВГУ, и бывшим деканом отделения журфака Валерием Бакшиным, некоторое время накануне, но уже после университета, поработавшего ещё к тому же и редактором газеты «Красное знамя». Первый номер этой газеты вышел 1 июля 1989 года, после которого большинство молодых журналистов разъехались по всему Приморью за сбором материалов для последующих номеров своей новой газеты. Честное слово, это неожиданное событие заметно всколыхнуло всю краевую общественность ощущением давно ожидаемых каких-то новых перемен во всей нашей жизни, но ещё окончательно не осознанных людьми. А Андрею выпала особенно памятная командировка: он на целый месяц отправлялся в первый полярный рейс новейшего в ту пору атомохода-лихтеровоза «Севморпуть», накануне только что прибывшего на внешний рейд порта Владивосток. По возвращении из этой полярной командировки в газете «Вечерний Владивосток» Андрей опубликовал 11 крупных по размеру очерков об этом знаменитом рейсе и об экипаже первого ледового судна такого необычного класса. В моём архиве сохранился только один из этих очерков – последний по счёту, в котором идёт речь о возвращении легендарного атомохода из первого полярного рейса, и я просто не могу себе позволить, чтобы не проиллюстрировать им рождение той новой газеты, в создании которой принял непосредственное участие мой сын, и в которой и мне самому позже тоже пришлось несколько лет поработать собственным корреспондентом. Вот этот очерк:

Пути «Севморпути»

11. Под конвоем, или Что сильнее атомохода?

В полдень «Севморпуть» вышел из пролива Лаперуза в Японское море и взял курс на Владивосток. Солнце залило и море, и палубу так, что больно было глядеть, а столбик термометра упорно лез вверх – наконец-то почувствовалось тёплое дыхание юга. (После того как летом побываешь на Крайнем Севере, начинаешь верить, что Приморье – это Крайний Юг.) Через два часа на мостике произошло оживление. Наперерез «Севморпути» устремился выкрашенный серой краской сторожевик с номером 164 на борту. Старшим вахты был капитан-дублёр Севастьянов – Сан-Саныч, который тут же распорядился поднять Государственный флаг СССР – во время каботажных рейсов моряки, как правило, его берегут и без надобности не поднимают.

– Посмотреть на нас решил, – предположил Сан-Саныч и взял трубку рации: – Сто шестьдесят четвёртый – «Севморпуть», прошу на связь…

Эфир почему-то молчал, и Сан-Саныч пробовал ещё и ещё раз связаться со сторожевиком. «Севморпуть» шёл, не меняя курса, и с прежней, в двенадцать узлов, скоростью – вряд ли кто-нибудь решится загородить «дорогу» такой махине, вдобавок имеющей солидный атомный значок на борту, и сторожевик, который был раза в три меньше лихтеровоза, не дойдя нескольких кабельтовых, резко остановился и начал разворачиваться.

– Сто шестьдесят четвёртый… – начал было опять Сан-Саныч, но тут же осёкся и взял бинокль. – Что за флаг у него?.. Мужики, да это же «японец»!.. Джапанист шип, ай эм…

Теперь Сан-Саныч пытался вызвать его по-английски. На мостике, где собрались не только штурманы, но и капитан, главный инженер-механик и начальник службы РБ, подтрунивали над Сан-Санычем.

– «Сто шестьдесят четвёртый, прошу на связь!..» Да они там с ног сбились, разыскивая русско-японский разговорник…

– А сейчас, наверное, английский словарь найти не могут, – мрачно пошутил дублёр капитана, эфир по-прежнему молчал.

Японский сторожевик, или по классификации НАТО, – корвет – лёг на параллельный курс и шёл слева неподалёку, будто ведя нас под конвоем. Вахтенный штурман Валерий Лебедев поднялся на верхний мостик и приспустил флаг в знак приветствия – таков уж морской этикет. На корвете ответили тем же, но… всё так же молча. В бинокль было видно, как на его палубу вышли матросы в светло-синей форме и глазели на оранжевого исполина с крупной надписью по-английски «Арктик лихтер» на борту. Впрочем, очевидно, не только глядели, но и тщательно запечатлевали на фотоплёнку, как и мы с борта «Севморпути», с той только разницей, что наши длиннофокусные объективы на «Зените» лишь вдвое приближали и давали общий вид изображения, а уж они-то наверняка и сфотографировали советский атомоход вдоль и поперёк в самом подходящем для них масштабе. Пройдя немного рядом с нами, корвет чуть поотстал, пропустил нас, а потом пошёл в кильватерной струе.

– Делает замеры воды за нами, проверяет радиационный фон, – пояснил начальник РБ. На лице Александра Ивановича читалось, мол, да так и должно быть в нашем цивилизованном мире в случае, если у кого-то возникли опасения по поводу радиационной безопасности: подошёл, не мешая работать другому, сделал необходимые замеры и принял решение