Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако не только и не столько в одном этом таилась главная угроза поступательному развитию и в конечном итоге просто фактическому существованию всего нашего государства. А сложилась эта самая угроза, как оказалось на деле, из самой практики широкомасштабного партийного руководства всем и вся в стране – поучающей, направляющей, руководящей и, наконец, контролирующей, чего совсем не предусматривалось идеологами коммунистического движения, но изначально вынужденно применялось в периоды полного раздрая в людских умах в годы захвата власти в центре и на местах, последовавшего за этим формирования её новых структур, а затем и в отчаянной борьбе за утверждение и просто элементарное выживание совсем ещё молодой советской власти в условиях интервенции и Гражданской войны. И это было оправдано вполне в такие напряжённые периоды, хотя истинные коммунистические идеологи хорошо понимали, что всё это не должно практиковаться вечно. Тем более лозунги «Советы – без коммунистов и большевиков!» в те бурные годы совсем не случайно и даже далеко не редко звучали в народных революционных массах.
Владимиру Ильичу Ленину по известным причинам не удалось довести начатую работу по преобразованию власти на полных демократических началах до логического завершения, и это его главное дело жизни взялись исполнить его искренние сподвижники, которых на поверку оказалось совсем не очень много, к великому сожалению, и с каждым годом становилось всё меньше, но которых возглавил искренний и несокрушимо последовательный марксист-ленинец Иосиф Виссарионович Сталин. Да, именно так: самый искренний и несокрушимо последовательный марксист-ленинец! Но коварно оболганный, как и его верный соратник Лаврентий Павлович Берия, в 50-х годах минувшего века на постыдно знаменитом XX съезде КПСС.
Сталину удалось сделать очень многое из неоконченных Лениным дел. Его твёрдой рукой было покончено с вредительством и саботажем в экономике, а также с фракционным раздраем в самой партии, небывалый энтузиазм «сталинских» пятилеток поднял миллионы советских людей на гигантские новостройки на просторах страны от Балтики до Тихого океана. В стране наконец-то было покончено с разрухой, окрепли армия и флот, уверенный отпор получили японо-маньчжурские милитаристы на КВЖД, на озере Хасан, на Халхин-Голе, в Москве появился самый красивейший в мире метрополитен. Успешно развивались многие социальные программы, особенно в области здравоохранения и образования. И всё это вместе взятое существенно преобразовало жизнь всего народа. Справиться Иосифу Виссарионовичу с таким громадьём дел и в такие короткие сроки удалось не только в результате высочайшего напряжения его собственных сил и сил его верных помощников, но и в условиях сосредоточения этих двух исторически сложившихся органов фактической власти в стране в единых руках: случилось так, что он одновременно стал исполнять обязанности Генерального секретаря ЦК ВКП(б) и Председателя Совета Народных Комиссаров, то бишь правительства страны. Тогда ещё не удалось Сталину воплотить в жизнь ленинскую идею отстранения партии от контрольных функций над правительством, оставления за её деятельностью только форм идеологической и воспитательной работы. Однако в принятой 5 декабря 1936 года «сталинской» Конституции СССР уже исчезла статья о том, что ВКП(б) является главной направляющей силой в стране.
Тогда исчезновение этого понятия в Основном Законе страны оказалось вроде бы даже незамеченным, потому что фактического отстранения партии от власти всё ещё не произошло. Но Сталин был очень мудрый и дальновидный правитель, поэтому наверняка понимал, что в данный момент это делать всё ещё преждевременно: только что был раскрыт заговор военных под руководством маршала Тухачевского, на восточных рубежах постоянно беспокоили японские милитаристы, а по странам Европы всё явственнее стучал сапог гитлеровской Германии, угрожая приближением Второй мировой войны, и приходилось всегда быть готовым к любым возможным неприятностям. Но зарубку в Конституции СССР о роли партии в жизни страны Иосиф Виссарионович всё же сделал, отложив окончательное решение этого вопроса на более благоприятное время. И как в воду глядел: совсем скоро полыхнул короткий финский конфликт, а за ним чуть ли не сразу наступил и грозовой 1941 год.
К этой теме Сталин вернулся уже после победы в Великой Отечественной войне. Через 13 лет после последнего съезда партии открылся очередной, XIX, который остался в истории как съезд несбывшихся надежд. По замыслу Сталина, этот съезд должен был стать ключевым в реформе партийного и государственного строительства в СССР, освободить партийные органы от хозяйственных и контрольных функций, управление же народным хозяйством передать министерствам и ведомствам под общим руководством Совета министров. Однако и тут этого не произошло: Сталин умер через четыре месяца после съезда, решения его были изменены, а документы съезда и последующего Пленума ЦК КПСС не были даже опубликованы. Из коротких информационных сообщений в прессе народ мог узнать в основном то, что съезд проходил с 5 по 14 октября 1952 года, 6 миллионов коммунистов страны на нём представляли 1359 делегатов и что его решением ВКП(б) переименована в КПСС.
Доклад на съезде делал Маленков – о пятилетнем плане развития СССР на 1951–1955 годы. Сталин же выступил перед завершением съезда 14 октября, речь его была совсем коротка и обращалась в основном к представителям братских партий коммунистического и рабочего движения из многих стран мира, принимавших участие в работе съезда, говорить же о сложном довольно внутреннем положении в КПСС, видимо, не стал умышленно, чтобы не выносить сор из избы, так сказать. Зато на закрытом Пленуме ЦК КПСС, состоявшемся 16 октября 1952 года, он говорил почти полтора часа. Он сразу взял быка за рога и начал так:
– Итак, мы провели съезд партии. Он прошёл хорошо, и многим может показаться, что у нас существует полное единство. Однако у нас нет такого единства…
Он не читал заранее написанный текст, а говорил, обращаясь в зал и не сбиваясь. Вот как рассказывает об этой речи писатель Константин Симонов, бывший тогда членом ЦК КПСС, в своих воспоминаниях, написанных 27 лет спустя:
«Говорил он от начала до конца сурово, без юмора, никаких листков или бумажек перед ним на кафедре не лежало, и во время своей речи он внимательно, цепко и как-то тяжело вглядывался в зал, так, словно