Каким образом я стал редактором «Мира животных», этоговесьма интересного журнала, — долгое время было неразрешимой загадкой дляменя самого. Потом я пришёл к убеждению, что мог пуститься на такую штукутолько в состоянии полной невменяемости. Так далеко завели меня дружескиечувства к одному моему старому приятелю — Гaeкy, Гаек добросовестно редактировалэтот журнал, пока не влюбился в дочку его издателя, Фукса. Фукс прогнал Гаека вдва счёта со службы и велел ему подыскать для журнала какого-нибудь порядочногоредактора.

Как видите, тогдашние условия найма и увольнения былидовольно странные.

Когда мой друг Гаек представил меня издателю, тот оченьласково меня принял и осведомился, имею ли я какое-нибудь понятие о животных.Моим ответом он остался очень доволен. Я высказался в том смысле, что всегдаочень уважал животных и видел в них только ступень перехода к человеку и что, сточки зрения покровительства животным, я особенно прислушивался к их нуждам истремлениям. Каждое животное хочет только одного, а именно: чтобы передсъедением его умертвили по возможности безболезненно.

Карп, например, с самого своего рождения сохраняетукоренившееся представление, что очень некрасиво со стороны кухарки вспарыватьему брюхо заживо. С другой стороны, возьмём обычай рубить петухам головы.Общество покровительства животных борется как только может за то, чтобы птицуне резали неопытной рукой. Скрюченные позы жареных гольцов как нельзя лучшесвидетельствуют о том, что, умирая, они протестуют против того, чтобы их заживожарили на маргарине. Что касается индюков…

Тут издатель прервал меня и спросил, знаком ли я сптицеводством, разведением собак, с кролиководством, пчеловодством, вообще сжизнью животных во всём её многообразии, сумею ли я вырезать из других журналовкартинки для воспроизведения, переводить из иностранных журналов специальныестатьи о животных, умею ли я пользоваться Бремом и смогу ли писать передовицыиз жизни животных применительно к католическому календарю, к переменам погоды,к периодам охоты, к скачкам, дрессировке полицейских собак, национальным ицерковным праздникам, короче, обладаю ли я журналистским кругозором испособностью обрисовать момент в короткой, но содержательной передовице.

Я заявил, что план правильного ведения такого рода журнала,как «Мир животных», мною уже давно обдуман и разработан и что все намеченныеотделы и рубрики я вполне могу взять на себя, так как обладаю всеминеобходимыми данными и знаниями в упомянутых областях.

Моим стремлением будет поднять журнал на небывалую высоту.Реорганизовать его как в смысле формы, так и содержания. Далее я сказал, чтонамерен завести новые разделы, например, «Уголок юмора зверей», «Животные оживотных» (применяясь, конечно, к политическому моменту), и преподноситьчитателям сюрприз за сюрпризом, чтобы они опомниться не смогли, когда будутчитать описание различных животных. Раздел «Звериная хроника» будетчередоваться с новой программой решения проблемы о домашних животных и«Движением среди скота».

Издатель опять прервал меня и сказал, что этого вполнедостаточно и что если мне удастся выполнить хотя бы половину, то он мне подаритпарочку карликовых виандоток, получивших первый приз на последней берлинскойвыставке домашней птицы: их владелец тогда же был удостоен золотой медали заотличное спаривание.

Могу сказать: старался я по мере сил и возможностей и свою«правительственную» программу выполнял, насколько только хватало моихспособностей; более того: я даже пришёл к открытию, что в своих статьяхпревзошёл самого себя.

Желая преподнести читателю что-нибудь новое и неожиданное, ясам выдумывал животных. Я исходил из того принципа, что, например, слон, тигр,лев, обезьяна, крот, лошадь, свинья и так далее — давным-давно известны каждомучитателю «Мира животных» и теперь его необходимо расшевелить чем-нибудь новым,какими-нибудь открытиями. В виде пробы я пустил «сернистого кита». Этот новыйвид кита был величиной с треску и снабжён пузырём, наполненным муравьинойкислотой, и особенного устройства клоакой; из неё сернистый кит со взрывомвыпускал особую кислоту, которая одурманивающе действовала на мелкую рыбёшку,пожираемую этим китом. Позднее один английский учёный, не помню, какую я емупридумал тогда фамилию, назвал эту кислоту «китовой кислотой». Китовый жир былвсем известен, но новая китовая кислота возбудила интерес, и несколькочитателей запросили редакцию, какой фирмой вырабатывается эта кислота в чистомвиде.

Смею вас уверить, что читатели «Мира животных» вообще оченьлюбопытны.

Вслед за сернистым китом я открыл целый ряд другихдиковинных зверей. Назову хотя бы «благуна продувного» — млекопитающее изсемейства кенгуру, «быка съедобного» — прототип нашей коровы и «инфузориюсепиевую», которую я причислил к семейству грызунов.

С каждым днём у меня прибавлялись новые животные. Я сам былпотрясён своими успехами в этой области. Мне никогда раньше в голову неприходило, что возникнет необходимость столь основательно дополнить фауну.Никогда бы не подумал, что у Брема в его «Жизни животных» могло быть пропущенотакое множество животных. Знал ли Брем и его последователи о моём нетопыре сострова Исландия, о так называемом «нетопыре заморском», или о моей домашнейкошке с вершины горы Килиманджаро под названием «Пачуха оленьяраздражительная»?

Разве кто-нибудь из естествоиспытателей имел до тех пор хотьмалейшее представление о «блохе инженера Куна», которую я нашёл в янтаре икоторая была совершенно слепа, так как жила на доисторическом кроте, которыйтакже был слеп, потому что его прабабушка спаривалась, как я писал в статье, сослепым «мацаратом пещерным» из Постоенской пещеры, которая в ту эпохупростиралась до самого теперешнего Балтийского океана.

По этому, незначительному в сущности, поводу возниклакрупная полемика между газетами «Время» и «Чех». «Чех», цитируя в своёмфельетоне — рубрика «Разное» — статью об открытой мною блохе, сделалзаключение: «Что бог ни делает, всё к лучшему». «Время», естественно, чисто«реалистически» разбило мою блоху по всем пунктам, прихватив кстати ипреподобного «Чеха». С той поры, по-видимому, моя счастливая звездаизобретателя-естествоиспытателя, открывшего целый ряд новых творений,закатилась. Подписчики «Мира животных» начали высказывать недовольство.

Поводом к недовольству послужили мои мелкие заметки опчеловодстве и птицеводстве. В этих заметках я развил несколько новых своихсобственных теорий, которые буквально вызвали панику, так как после несколькихмоих весьма простых советов читателям известного пчеловода Пазоурека хватилудар, а на Шумаве и в Подкрконошах все пчёлы погибли. Домашнюю птицу постиг мор— словом, всё и везде дохло. Подписчики присылали угрожающие письма.Отказывались от подписки.

Я набросился на диких птиц. До сих пор отлично помню свойконфликт с редактором «Сельского обозрения», депутатом клерикалом ИозефомМ. Кадлачаком. Началось с того, что я вырезал из английского журнала«Country Life»[105] картинку, изображающую птичку, сидящую наореховом дереве. Я назвал её «ореховкой», точно так же, как не поколебался быназвать птицу, сидящую на рябине, «рябиновкой».