из ближайшей воинской части. Вездеход нужен шаману посещать больных и проводить камлания в дальних стойбищах и посёлках. А сегодня на нём сыновья поехали очень далеко, к самому Анадырю встретить гостей.

Что-то долго их нет, и Тамму с беспокойством заглядывает в подаренный сыном ай-фон. Последнее сообщение: "приземлились и переправились" – и всё. Но передающая вышка так далеко, что ай-фон очень редко ловит сигнал.

Наконец-то слышен рёв вездехода! Тамму выходит встречать, жена заканчивает последние приготовления. Из облепленной грязью машины первыми выпрыгивают оба сына. Тамму гордится ими: в отличии от всей местной молодёжи, водку они пьют очень умеренно, в драках почти не участвуют, а младший, ещё не женатый, хорошо учится, собирается поступать в университет в Новосибирске. Следом вылезает невестка. Сын с невесткой живут в бетонной коробке в Пивеке, и младший пока с ними. В дальнем стойбище на берегу океана, где живёт шаман, почти никого не осталось. Пока Тамму отсутствовал, у невестки округлился живот, значит, скоро быть ему дедушкой.

Из вездехода вылезают Мэг и Ким, Станислав и Даниэль, выпрыгивают Билли, Линн и Лилит. Антонио вылезает, держа на руках Селену, следом – Катя. Входят в ярангу, удивляются такому жилью. А ведь уютно! Усаживаются, делятся впечатлениями долгой дороги. Небось, голодные и уставшие. Жена разливает в плошки уху, а при виде хрупкой Линн не удерживается, смахивает слезу и накладывает ей всего побольше. Шаман разливает по стопкам водку всем, а Селене и невестке – морошковый кисель.

Вот и наступил один из самых счастливых дней в жизни Тамму Ворона. Неспешно тянется беседа. Позади остались все пережитые ужасы и волнения. Позади духота бесконечных туннелей, позади отвратительно-безвкусные пищевые брикеты, позади каждодневные ожидания атак людоедов. Всё это в прошлом, и больше не повторится. До чего же хорошо! Все друзья, за время испытаний ставшие ему родной семьёй – все они здесь, с ним, и гостить будут долго. Летом здесь море цветов, грибов и ягод. Можно сплавать на байдаре к соседним островам и, если повезёт, понаблюдать китов. Надышатся они чистейшим морским воздухом, отдохнут, поправятся. Жена откормит худышек Линн и Лилит и они сделаются упитанными круглолицыми красавицами. Шаману с женой не случилось иметь дочек, а жаль.

Далеко за полночь длится дружеский разговор, и не хочется его прерывать. Разговор не только о прошлом, но и о будущем. А о настоящем и говорить нечего – оно прекрасно! Солнце белой ночи висит над горизонтом, волны бьются в обрывистый берег, их плеск перебивает гудение генератора. Малышка Селена уснула на руках у Кати. Завтра Тамму вырежет для неё из куска дерева смешные фигурки. Но скоро утро, и слипаются глаза. Гостям постелено в соседних ярангах. Они поднимаются, идут к выходу, навстречу не заходящему солнцу. Следом, прощаясь, выходят сыновья и невестка. Жена, с сожалением оглянувшись, почему-то тоже уходит с ними. И закрывается входной полог.

Безошибочная интуиция шамана подсказывает Тамму: ему тоже надо идти. Во что бы то ни стало надо идти следом за ними… но он не может подняться. Хочет встать, но почему-то не слушается тело. Давит в груди, не вдохнуть. У него и раньше бывали неполадки с сердцем, но он перемогался своими средствами. Ему, известному на всё побережье шаману, обращаться к врачам казалось зазорным. Да и отпускало обычно. Но сейчас уж слишком сдавило в груди, в глазах потемнело, дышать совсем невозможно. Мэг зовёт его снаружи: "Братик, будь с нами!". Голоса остальных тоже зовут его, и он знает, что должен быть с ними. Лишь входной полог яранги отделяет его от них. Но совсем невозможно вздохнуть, сердце страшно болит. Тело будто вырезано из кости, как ритуальные фигурки предков. Голоса друзей всё тревожней зовут и торопят его. Слышно, плачет Линн и тоже зовёт. И шаман из последних сил ползёт к выходу. Он точно знает: надо лишь преодолеть полог яранги – черту, отделяющую его от них, а там их руки подхватят его, вытащат к жизни. Он ползёт, преодолевая острую боль в груди, но деревенеет тело, не слушаются руки. Остаётся полшага, но кончились силы. Он протягивает руку, почти касается заветной черты. Но гаснет огонь в очаге, застилается пеплом и снегом жилище. Холодно и темно. Уже нет звука генератора, шума волн, голоса зовут тише и тише. Наконец они стихли в безмерной дали за чертой, которую уже не перейти. Шаман понял: борьба проиграна.

И тогда в ярангу вошли предки.

Никто из них не знал, сколько времени безмолвно сидели они возле тела. Происшедшее казалось чьей-то очень злой шуткой. Но все понимали: это очень злая реальность. Наконец Станислав тихо сказал:

– Отлетался наш Ворон. Ну, а нам-то теперь что делать?

Эти слова вывели всех из оцепенения.

– А нам – найти виновника его смерти, – яростно крикнула Мэг, и все впервые увидели слёзы в её глазах.

Антонио решительно поднялся на ноги и сказал:

– Я не успокоюсь до тех пор, пока не разыщу ту тварь. Короче, я иду мстить за брата нашего. Он был хорошим человеком, я перерву глотку его убийце!

– Я иду с тобой, – сказал Билли.

– И я не отстану, – заверил Станислав.

– Я этой дряни собственноручно глаза выцарапаю за него! – крикнула Мэг, проглотив слёзы. – Я иду с вами. Только вот нехорошо оставлять его посреди дороги. Похоронить негде, но, может, найдём расщелинку. Положим пока там, а дальше видно будет.

Небольшая расселина в осыпающейся стене нашлась неподалёку. Туда и перенесли тело. Укрыли курткой Билли, в ногах положили лук и колчан.

– Может, не суждено нам к нему вернуться, – сказал Станислав. – Мы ведь идём с голыми руками против неведомой техники. Давайте на этот случай хоть надпись сделаем. Наподобие надгробной.

Взяв острый прочный камень, каких под стеной валялось много, Билли и Антонио нацарапали на стене над умершим:

"Здесь лежит Тамму Рыскынтынов Куркыль (Ворон). Спи спокойно, наш брат, мы сделаем всё, чтоб отомстить за тебя и никогда не забудем".

– А теперь вперёд и бегом, – сказал Антонио. – Эта гадина и так успела уехать далеко.

– Кто-то должен остаться с Линн, – сказал Билли. – Или доставить её на пятый уровень.

Все посмотрели на девушку, сидящую возле тела. Её веки распухли от слёз, она судорожно сжимала крошечную фигурку из желтоватой кости. Конвульсии ещё сотрясали всё её хрупкое существо. Но в какой-то момент её состояние достигло пика своей остроты и… сломалось. Она словно прошла сквозь стену своей душевной бури и очутилась в "глазу бури", в месте спокойствия. Здесь Линн была лишь точкой. А мысли, эмоции, чувства