краю которого подступал сосновый лес. Карьер был старым, и деревья уже высадили десант на его дно, где рос тонкий высокий сосняк. Из-под его крон виднелись стёсанные инструментом рёбра скал. Кругом валялись острые камни. Думаю, этим грунтом засыпали крышки могильников.

Мы шли к нужной точке почти по прямой, и предвкушение гнало меня вперёд вопреки усталости. Я опять оторвался от Кэрол и был в сотне метров от точки, когда показания навигатора стали плясать: он советовал то взять левее, то вернуться назад. Наконец метка совпала с точкой.

— Пришли! — провозгласил я, стаскивая рюкзак. — Где-то здесь.

Я огляделся. Хорошая новость: здесь почти нет травы. Плохая: телефона не видно.

Из каменистого грунта торчали низкорослые, кривые сосёнки, напоминающие дерево бонсай. Край выработки обозначала мозаичная скала, словно бы искусно сложенная из камней самой причудливой формы. Поверх неё кренились высокие сосны.

Несколько минут мы просто сидели на земле и пили мелкими глотками. Кэрол расстегнула куртку, растирая зудящую от пота шею. Её рубашка вся измялась и выглядела так, словно Кэрол обмоталась тряпкой.

Большую часть воды тащил Лис, так что нужно было экономить. Если завтра будет жара, возникнет риск обезвоживания. Но об этом подумаем завтра.

Солнце уже опускалось за лес. Я с трудном поднялся. Суставы мои словно заполнились пересохшим клеем, а ноги гудели, как под высоким напряжением. Кэрол сочувственно наблюдала мой героизм.

Сначала я бессистемно бродил по округе, но потом решил двигаться спиралями, постепенно увеличивая радиус. Вскоре присоединилась Кэрол, и мы ходили с ней, как два унылых ишака, всё больше теряя веру в успех.

Теперь меня терзала мысль, что телефон мог просто разрядиться в кармане у Эдика. Но если бы это было так, он вышел бы из зоны и зарядил его, и оператор зафиксировал бы другие координаты: в Челябинске, в Екатеринбурге, где-то ещё… Нет, телефон должен быть здесь, должен… Это момент истины, Шелехов: сейчас бог, если он существует, смотрит на тебя и думает, достоин ли ты награды. Клей в суставах засыхал всё сильнее.

— Смотрите! — заорала Кэрол, задрав руку, в которой зажимала тонкий плоский предмет.

Я подбежал. На её ладони лежал пыльный смартфон, гладкий, с большим экраном, дешёвый — скорее всего, китайский. Кэрол светилась своим чумазым лицом. Я обнял её и стиснул с такой силой, что она крякнула.

Я отёр экран и осторожно оглядел телефон, держа его нежно, как изделие из тончайшего фарфора. Не считая пары сколов на защитном стекле, он выглядел целым. Мы уселись на землю и торопливо подключили внешний аккумулятор, кнопка которого зажглась красным:

— Заряд кончается, — с досадой прошипела Кэрол, ссутулившись над находкой.

Минуты через три на экране смартфона зажёгся логотип из двух вложенных одна в другую букв, и Кэрол издала победный вопль.

— Давай, давай, — поглаживала она аккумулятор, как хомячка.

Но экран снова погас. Я задержал дыхание, чтобы ни малейшее колебание воздуха не отняло лишнюю энергию. Прошло ещё несколько минут, но экран так и не включился, а индикатор батареи трижды мигнул и погас.

— Блин! — завопила Кэрол.

Как же не вовремя попался Лис! У него был аккумулятор специально для этих целей. Почему я не переложил его к себе? Я даже не думал, что это важно.

Кэрол подскочила и стала возбужденно ходить кругами. Я же подумал, что всё к лучшему: зачем, в конце концов, ей знать о содержании этого смартфона?

— Ладно, не переживай, — сказал я, пряча телефон в пакетик. — Главное мы сделали. Информацию с флеш-накопителя можно достать, даже если сам телефон нерабочий. Думаю, сегодня мы точно заслужили хороший отдых.

Мы вытоптали на земле площадку, раскинули спальники и уселись на них. Палатка ушла вместе с Лисом, но ночь обещала быть хорошей, тёплой.

Ужин состоял из ополовиненной пачки печенья и нескольких глотков воды. Мы наблюдали, как солнце уходит за кроны сосен, как тупятся лезвия лучей, как они краснеют и растворяются в чаще. Небо над ней алело, словно там полыхал дом.

— Какие-то ненормальные тут закаты, — сказала Кэрол.

Ей просто хотелось верить, что в зоне всё ненормальное. Закат был самым обычным. Длинные руки теней дотянулись до нас, расползлись, и скоро тень была везде. Воздух остыл.

Я посмотрел на Кэрол: она спала, съёжившись на спальнике. Я укрыл её курткой и пошёл оглядеться.

Побродив до глухих сумерек, я не нашёл ничего интересного, кроме бело-голубой кабины ЗИЛа в паучках ржавчины. Любители сувениров сняли с него руль, приборы, дверные ручки, подфарники и даже мелкие проводки.

Я вернулся к лагерю и тоже лёг, но организм не хотел выходить из режима преодоления усталости, сердце работало мерно, как судовой дизель, и вместо расслабления я чувствовал тревогу. Я знал это состояние: просто не хочу потерять контроль над ситуацией.

Я смотрел в стык неба, где рыжий закат переходил в голубой купол востока. Когда я снова посмотрел на Кэрол, она задумчиво разглядывала меня.

— Спи, — сказал я.

Она кивнула, закрыла глаза, но заснуть не смогла. Вскоре я заметил, что она смотрит в небо, где лениво разгоралась первая звезда. От усталости бывает бессонница.

Разводить костёр мы побоялись, помня о наставлениях Лиса, но, когда сгустились сумерки, я зажёг горелку. Голубая радужка пламени сделала жизнь веселее. Когда ты лишён почти всего, даже самое мелкое событие укрепляют твою веру в успех.

— Может, оставить газ на завтра? — с сомнением спросила Кэрол, хотя я видел, как ей нравится моргание огня.

— Нам хватит, — ответил я.

Я не был в этом уверен, но знал другое: нельзя сидеть в кромешной тьме. Нужен хоть какой-то ориентир, и светящееся кольцо было живым свидетельством того, что некоторая часть мира ещё на нашей стороне.

Маски мы больше не надевали. Кэрол, подобрав колени, положила на них подбородок, и вдруг спросила:

— А у вас семья есть?

Я покачал головой. Она не отстала. Пустота вечера сделала её любопытство кровожадным, поэтому она сыпала вопросами. Почему мы разбежались с Ириной? Каково это — жить одному? Кто её предшественница? Почему я не завёл детей? Почему не женюсь?

— Я был женат, — ответил