— Не знаю, — ответил он. — Весной он просто на кураже лазил.

— А почему ты его тогда бросил?

— Я не бросал. Он сам охране сдался: просто устал идти и, когда они появились, сам выскочил. Они его и довезли. Потом откупился, наверное.

— Понятно. Ну, а вторая вылазка? Самая очевидная для тебя версия?

— В Мауке есть железнодорожная развилка: ваше направление уходит на север, на Полевской, а другое — на восток, к Каслям, и вдоль него что-то строят. Там много охраны. Думаю, он туда шёл.

— Да? А что там может быть?

— Вам виднее: работы почти одновременно с вашими начались. У Пикулева спросите, что он там строит.

Бор закончился, и мы вышли к полю, заросшему лохматой травой. Даже через маску я различил запах полыни.

— Тут дачный посёлок был, — пояснил Лис, кивая на торчащий остов панцирной кровати. — А вон там озеро Теренкуль.

Вскоре дорога снова ушла в лес, на этот раз берёзовый, но густой, неподвижный и сумрачный. Стволы были серее обычного, а листва наоборот темнее и гуще.

Полоса леса оказалась неглубокой, за ней шла автомобильная дорога. Асфальт растрескался и по краям утонул в пыли. Мы зашагали на северо-запад. Канавы вдоль обочин были наполнены чёрной водой, а справа от нас проглядывала гладь озера. Перед изгибом дороги стоял знак «Обгон запрещён», который превратили в грустный смайл.

Мы пересекли насыпь, вдоль которой вода разлилась в обе стороны: заболоченные места поросли камышом.

— Это Иртяш? — спросила Кэрол поролоновым голосом через маску.

— Да, — отозвался Лис, ушедший вперёд. — Тут какая-то река впадает.

— А остров там? — Кэрол махнула рукой вправо, за лабиринты камышей.

— Там. Тише вы!

Кэрол остановилась, выгнула спину и запрокинула голову. Я тоже встал, упёршись руками в колени и тяжело дыша. Чёртова зона! Я ожидал большего. Я думал увидеть здесь что-то величественное и отвратительное, но зона была обычным пустырём, заброшенным парком, умирающим городом. Она была всклокоченной, как причёска подростка, и в то же время обыденна. Она не играла с нами по-честному. Может быть, заманивала нас? Время здесь умножалось на два, а расстояние, похоже, на три.

Лис торопил. Ему не нравилась эта дорога, и он держался ближе к её краю, всё чаще забегая вперёд. От монотонной ходьбы все мои мысли сосредоточились на самых примитивных ощущениях: на трении лямок рюкзака, на ломоте в пояснице и зудящей коже лица. Хотелось содрать с себя маску и расчесать щёки.

Кэрол было ещё хуже: она шла всё медленней, и хотя мы пытались ей помочь, она лишь взмахивала руками — мол, идите. Наконец я остановился, достал воду и протянул ей. Она пила жадно, всхлипывая и давясь. В таких местах начинаешь ценить то, что обычно незаметно: воздух, воду, возможность сесть, где угодно. Зона — это затяжное погружение, где нарастающий звук сердца ведёт обратный отсчёт до момента, когда ты задохнёшься.

Дорогу пересёк молодой олень с небольшими округлыми рогами. Мы смотрели на него без эмоций, словно каждый посчитал миражом. Олень, видимо, думал про нас также: он взглянул по-хозяйски и степенно удалился в листву.

Мы сменили маски и последовали за Лисом, который шёл в своём темпе, время от времени теряясь в пятнистых тенях. Солнце палило, и от пота я ощущал себя куском топлёного масла.

— Ещё километров пять, потом в лес уйдём, а оттуда уже недалеко, — подбадривал Лис. — Кэрол, терпи: нам с дороги надо уйти поскорее.

Однообразные звуки: шуршание одежды, удары подошв по асфальту. Шаг левой, шаг правой. Левой, правой… Подошвы кажутся всё тяжелее, будто их постепенно заливают металлом. Металл здесь везде, даже в воздухе. Стронций — тоже металл. Мысли сбивчивы, и больше не имеют ни начала, ни конца. Зачем-то я думаю о Вике, а потом понимаю, что дорога ведёт в Касли, её родной город. Может быть, где-то здесь лежат те самые частицы, полураспад которых подытожил её жизнь. От этих мыслей дорога кажется особенно одинокой. Я представляю, как много лет назад её семья на красных «Жигулях» ехала по этой дороге из Каслей в Челябинск и обратно. Я вижу в проносящемся мимо окне отпечаток детского носа.

Я тряхнул головой и оглянулся. Кэрол плелась позади, уставившись себе под ноги.

— Я и забыла, как тяжело ходить в маске, — сказала она, опираясь на мою руку.

Лис снова удрал вперёд, и мы оставили попытки нагнать его. Мне вдруг стало без разницы, сколько прошло времени и сколько предстоит шагать. Возможность выбраться отсюда показалась мне лишь красивой, недоказанной теорией.

Это всё усталость. Завтра будет проще. Завтра мы будем на свободе. Главное, найти телефон Эдика. Какова точность координат? Десять метров, пятьдесят?

Я впал в транс, и занимался лишь тем, что каталогизировал неприятные ощущения. Теперь я был соткан из них, как старый штопанный носок.

— Погодите, — жалобно позвала Кэрол.

Я остановился. Она наклонила голову и ткнулась мне лбом в грудь, почувствовала опору и замерла, тяжело дыша под маской.

— На кой чёрт я напросилась? — проговорила она. — Я ведь знала, что всё закончится именно так. Я не думала, что это так далеко.

— Осталось немного, — сказал я, придерживая её за плечи. — Поставим палатку, отдохнём, припасы съедим, а утром проще будет.

— На кой чёрт я напросилась? — повторила она. — А?

Звук привлёк моё внимание. Речь. Тихая, монотонная речь.

— Ну-ка! — я схватил Кэрол за руку, и мы метнулись в кусты у дороги. Я повалил её на землю. Мы прислушались. Да, это была негромкая, но напористая речь, которая доносилась со стороны, куда ушёл Лис. Кого он там встретил?

Я велел Кэрол ждать и прокрался вдоль дороги, увидев, наконец Лиса и ещё троих людей, клином преграждающих ему путь. На них был камуфляж без знаков отличия: наверное, охрана зоны, нечто среднее между лесниками и Росгвардией. Лис держался просто, как турист, который спрашивает путь до центра города. Он объяснял им что-то, те слушали, кивали, но пройти не давали. Лис невзначай оглянулся и, не увидев нас, продолжил убаюкивать охрану.

По дороге прокатился звук мотора, и за ним выехал УАЗ с ослепительно