Я не мог отвести взгляд от дымящейся черноты. Медовая Капляисчезла, но на ее месте возникло что-то другое. Казалось, сама темнотапринимает форму маленькой фигурки, сначала очень расплывчатой, но с каждойсекундой становящейся все более четкой. Существо протянуло свои маленькие ручкии двинулось к столу, приближаясь к нам. Призрачное видение плыло по воздуху,глаза его, обращенные на нас, поблескивали, ноги переступали, не касаясь земли,протянутые руки потеряли прозрачность и стали видимыми, как и сияющиезолотистые волосы.

Это была Клодия – девочка с дагерротипа, белолицая ихрупкая, с большими блестящими глазами и светящейся кожей. Ее свободные белыеодеяния колыхались на ветру.

Я невольно попятился. Но фигура остановилась, по-прежнему некасаясь земли, и белые ручки опустились по бокам. Призрак казался таким жереальным в этом приглушенном свете, как в далеком прошлом Медовая Капля.

Маленькое личико было полно любви. Это был ребенок, живой,нежный ребенок. Отрицать невозможно: это была Клодия.

Когда она заговорила, то оказалось, что у нее тонкий,приятный девчоночий голосок.

– Зачем ты меня позвал, Луи? – с душераздирающейнепосредственностью спросила она. – Зачем тебе понадобилось пробуждатьменя от сна? Ради собственного утешения? Неужели тебе мало воспоминаний?

Меня охватила такая слабость, я чуть не потерял сознание.

Девочка неожиданно сверкнула глазами, бросив взгляд наМеррик. И снова зазвучал нежный голосок:

– Прекрати сейчас же свои заклинания. Я тебе не подчиняюсь,Меррик Мэйфейр. Я пришла ради того, кто стоит справа от тебя. Я пришласпросить, зачем меня позвал Луи. Что еще ему от меня нужно? Разве при жизни яне отдала ему всю свою любовь?

– Клодия, – с мукой в голосе заговорил Луи. – Гдепребывает твой дух? Он обрел покой или блуждает? Ты не хочешь, чтобы я пришел ктебе? Клодия, я готов. Я готов быть рядом с тобой.

– Что? – изумился ребенок, в его тоне появились ноткиненависти. – После стольких лет злостной опеки ты полагаешь, что я и всмерти захочу быть рядом с тобой? – Тембр голоса изменился, словно онапроизносила слова любви. – Ты мне отвратителен, злобный папаша, –призналась она, и из маленького рта вырвался сатанинский смех. – Отец,пойми меня, – шептала девочка, на лице ее проступила нежность. – Прижизни я так и не нашла слов, чтобы сказать тебе правду. – Я услышал, какона дышит. Казалось, все ее маленькое существо охвачено отчаянием. – Вэтом безграничном мире, где я сейчас нахожусь, нет места для такого проклятия.И та любовь, которую ты когда-то обрушил на меня, не значит теперьничего. – Она продолжила, словно стремясь утешить его и в то же время сявным удивлением и странной обреченностью: – Тебе нужны от меня клятвы? Таквот, я от всей души проклинаю тебя... Проклинаю за то, что ты отнял у меняжизнь... Проклинаю за то, что у тебя не хватило милосердия для той смертной,какой я когда-то была... Проклинаю за то, что ты видел во мне только то, чтохотели видеть твои глаза и чего жаждали ненасытные вены... Проклинаю за то, чтоты устроил мне на земле настоящий ад, в котором вы с Лестатом чувствуете себятак хорошо.

Маленькая фигурка придвинулась: личико с полными щечками,блестящие глазки, смотрящие прямо поверх котла, крошечные ручки, сжатые вкулачки.

Я протянул руку. Мне хотелось дотронуться до этого призрака– таким живым он казался. В то же время мне хотелось попятиться, укрытьсясамому и укрыть Луи, словно это могло чему-то помочь.

– Закончи свою жизнь, да, – произнесла она сбеспощадной нежностью, блуждающим взглядом окидывая все вокруг. – Отдай еев память обо мне. Да, я согласна, чтобы ты это сделал. Я хочу, чтобы ты отдалмне свой последний вздох. Пусть тебе будет больно, Луи. Ради меня. Я хочуувидеть, как твой дух попытается высвободиться из тисков измученной плоти.

Луи протянул было руку к призраку, но Меррик схватила его зазапястье и оттолкнула.

Ребенок продолжал говорить – неторопливо и рассудительно:

– Как это согреет мою душу, если я увижу твои страдания, какэто облегчит мои бесконечные блуждания. Я бы не задержалась здесь с тобой ни насекунду. Я бы никогда не стала искать тебя в черной пропасти.

Когда Клодия смотрела на Луи, лицо ее выражало простоелюбопытство, без малейшего намека на ненависть.

– Какая гордыня, – прошептала она с улыбкой, – чтоты позвал меня, оставив свое обычное уныние! Какая гордыня заставила тебявызвать меня сюда своими обычными молитвами! – Послышался короткий,наводящий ужас смешок. – Как велика твоя жалость к самому себе, что тыдаже меня не боишься, а ведь я, будь у меня сила этой ведьмы или любой другой,лишила бы тебя жизни собственными руками. – Клодия подняла ручки к лицу,словно собираясь расплакаться, но потом снова их опустила. – Умри за меня,преданный мой, – дрожащим голоском сказала она. – Думаю, мне этопонравится. Понравится не меньше, чем страдания Лестата, которые я едва помню.Думаю, что вновь испытаю удовольствие – пусть на короткое время, – увидевтвою боль. А теперь, если у тебя все, если у тебя больше не осталось ни моихигрушек, ни воспоминаний, отпусти меня – и я вернусь в свое забытье. Неприпомню, почему я обречена на вечную муку. Я обрела понятие вечности. Отпустименя.

Неожиданно она метнулась вперед, схватила со столанефритовый нож, подлетела к Луи и, размахнувшись маленькой ручкой, всадилаострие ему в грудь.

Он повалился на самодельный алтарь, прижав правую руку кране, зелье из котла выплеснулось на камни, Меррик в ужасе попятилась, а я не могдаже пошевелиться.

Из сердца Луи хлестала кровь. Лицо его окаменело, ротприоткрылся, веки сомкнулись.

– Прости меня, – прошептал он и тихо застонал отнестерпимой боли.

– Ступай обратно в ад! – вдруг закричала Меррик.

Она быстро приблизилась к парящему призраку и протянула рукинад котлом, но дитя ускользнуло от нее, словно облачко пара. Призрак,по-прежнему сжимавший в правой руке нефритовый нож, замахнулся им на Меррик.Маленькое личико все это время оставалось невозмутимым.

Меррик споткнулась о ступени крыльца. Я схватил ее за руку ипомог подняться.

А ребенок-призрак снова повернулся к Луи, сжимая обеимиручками опасное оружие. Спереди на ее тонком белом одеянии расплылось темноепятно от кипящего зелья. Но для призрака это ровным счетом ничего не значило.

Зелье из опрокинутого набок котла продолжало литься накамни.