вот уйти, о, о, о, о»), но вместо погружения в тонкости регги, куплет исполняется в стиле калипсо, при этом полностью игнорируя его политическую составляющую. В подвижной и жизнерадостной песне угадывается лукавый ямайский колорит, но этого оказалось недостаточно для успеха.

Зато в «The Crunge», напротив, музыканты стремились создать полный драйва фанковый ритм, характерный для номеров Джеймса Брауна. Даже самый разборчивый слушатель мог решить, что фирменный инструментальный бэк-трек для этой песни записали Джимми Нолен, Бутси Коллинз и Клайд Стабблфилд, музыканты «крестного отца соула». Песня вобрала в себя и гитарный чес, известный как «chicken scratch», и «икающий» бас, и характерный для фанка рисунок ударных, напоминающий взрывающийся поп-корн. Но вокал! По словам Роберта, изначально они с Бонзо хотели под музыку болтать обо всем на свете, на малопонятном акценте Черной страны, но вместо этого Плант решил в одиночку бормотать на каком-то отвратительном диалекте, подражая Джеймсу Брауну, в лучшем случае карикатурно.

Одно время Джимми даже вынашивал идею представить «The Crunge» танцем в традициях бугалу или фанки-чикен, изобразив на обложке альбома схему с последовательностью танцевальных движений. Столько шуток!

Гораздо серьезнее группа подошла к «Many, Many Times», сохранившейся со времен работы в Брон-Эр-Айре. Гитарное вступление в традиционном фолк-ключе воскрешало в памяти живописные виды уэльской глубинки и символизировало возвращение к камерным акустическим размышлениям времен альбома LZ III. Роберт еще больше подчеркивал этот пасторальный колорит, напевая под гитарные переборы Джимми слова ранимого влюбленного.

«Hey lady, you got the love I need / May be more than enough» («Эй, леди, у тебя есть любовь, которая мне нужна / Может быть, более чем достаточно»)

Обезоруживающий эффект, но это всего лишь ложный маневр. Несколько тактов спустя нарастающий гитарный аккомпанемент меняет направление музыкального потока, и вскоре в полную силу вступает ритм-секция: злые аккорды, пульсирующий бас, каскадные барабаны, полный рок-набор, исключающий из лирики всякую сентиментальность. «Ритм-секция здесь исключительная, – отмечал Джонси, – много плотно сыгранных и захватывающих моментов». Песня начинает качать с невероятной силой. Вокал Роберта взмывает в стратосферу, создавая контур всей песни, пока он задумчиво переходит от одной строчке к другой. «Many have I loved, and many times been bitten / Many times I’ve gazed upon the open road» («Много раз я любил, много раз меня предавали / много раз я смотрел в открытый передо мной путь»). Тексты показывали литературный талант Роберта в его самом лучшем проявлении. Бескомпромиссное гитарное соло в лучших традициях Led Zeppelin завершало общую музыкальную картину.

Радовало, что музыканты по-прежнему считали себя рок-н-рольщиками. Организовывая студийную работу, группа не пренебрегала возможностью посвятить время джему и импровизации, чем закладывали фундамент новых интересных песен. В частности, они доработали непринужденную и раскованную «Dancing Days», индийские мотивы которой сочетались со смелым и зажигательным гитарным риффом, сдерживающим порывистым темпом и ставшим основным лейтмотивом песни. Музыканты не поленились записать и новые, полноценные рок-версии «The Rover» и «The Ocean», основанные на риффах и перекликающиеся с «Whole Lotta Love» и «Communication Breakdown». А «Black Country Woman», хоть и нуждалась в доработке, была записана прямо на лужайке перед домом.

Особняк Джаггера идеально подходил для записи окружающих звуков. Эдди Крамер вспоминал, как в записи участвовала каждая деталь дома и приусадебного участка. «Я поставил в камин усилитель “Fender”, туда же подтянул микрофон. Бас-гитара Джоунси находилась в другой комнате. Вообще все оборудование находилось в разных комнатах», – говорил он. В доме было просторно, но мало тепла. Джимми не нравился звук, как, впрочем, и Роберту. «Звучание явно уступало тому, что мы делали в Хедли-Грейндж», – сказал он.

Записав на пленку уйму отличного материала, группа решила не бороться с нескладными акустическими условиями, а отправиться в старую-добрую «Olympic Sound».

Времени до начала нового летнего американского тура почти не оставалось. Как бы они ни старались, они не успевали закончить работу над пятым альбомом. Предстояла основательная запись нескольких песен, а большая часть гитарных партий требовала наложений и специальных эффектов. Да и жена Роберта, Морин, родила сына, которого они назвали Карак, в честь легендарного валлийского генерала. Сразу по возвращении счастливого отца группа отправилась в очередной тур.

* * *

Поскольку на кону было гораздо больше денег, девизом тура были слова «больше и лучше». По словам Фила Карло, «мы организовали все на самом высоком уровне, и Led Zeppelin могли не думать ни о чем, кроме музыки». В целях обеспечения личного комфорта имело смысл улучшить условия для путешествий, потому как переполненные коммерческие рейсы казались контрпродуктивными. Питер Грант арендовал девятиместный самолет «Dassault Falcon 20», и музыканты могли перемещаться между концертными площадками свободно и конфиденциально. Неотъемлемой частью каждого перелета стали ящики охлажденного шампанского, и не абы какого, а самого «Dom Pérignon». По окончании концертов группу поджидали лимузины, а агрессивных блюстителей правопорядка сменила частная охрана. Но самое главное, в наличии всегда имелись горы кокаина, известного как «Чарли» или «перуанский походный порошок».

«Им увлекались все, но особенно Питер, Джимми и Джон Бонэм», – вспоминает Фил Карсон.

Грант крепко подсел на порошок. Он связывал свою тягу к нему с рецептом, выписанным ему после удаления зуба, но после 2 мая 1972 года тяга переросла в неутолимый голод. В тот день он поехал в Уэльс на выступление Stone The Crows на выпускном балу Университета Суонси. Эта группа оставалась одним из его любимых проектов, во многом благодаря проникновенной певице Мэгги Белл и ее харизматичному бойфренду, гитаристу Лесли Харви. The Crows готовили четвертый альбом, и Джи хотел навестить своих подопечных перед отъездом в Америку с Led Zeppelin. Собралась внушительная толпа, присутствовали не только студенты, но и много почетных гостей. Когда Лес Харви схватил микрофон, чтобы объявить первую песню, его вдруг подбросило почти на метр вверх. Он рухнул на сцене замертво, получив удар током от провода, который оказался незаземленным.

«Питер был раздавлен. Он перестал рыдать, лишь когда нашел способ заглушить горе, которое испытывали мы все после гибели Леса», – вспоминает Мэгги Белл, резко вдыхая носом воздух, намекая на способ Гранта.

С этого момента кокаин стал неотъемлемой частью багажа Гранта. Он всегда носил с собой большой полиэтиленовый пакет, «наверное, весом с килограмм», вспоминает один из рабочих сцены. И он щедро делился наркотиком. Если вы были частью окружения группы, то даже во время короткого пребывания с ней вам предлагалось сделать затяжку другую. Причем под затяжкой имелась в виду не тонкая полоска порошка, а дорожка, напоминавшая садовый шланг. Питер провозгласил себя «супер-нюхачом» и уверял всех, что кокаин не вызывает привыкания.

Но Пит Таунсенд, эксперт в этом деле, считал иначе: «Независимо от способа употребления, нюхаете ли вы его, едите, или подсыпаете