— Старый как мир фокус. Крючок поднимается, аккуратноустанавливается в таком положении, а потом с силой захлопывается дверь. Отудара крючок падает, правда, он не всегда попадает в гнездо, но послетрех-четырех попыток, как правило, все устраивается. Был только один промах.Желая окончательно всех запутать, Валерий решил намалевать пятно. В мастерскойон взял тюбик, но не тот, что надо. Уже нанеся краску, Валерий увидел, что онасиняя, но времени на переделку нет, вот-вот могут вернуться домашние, и онуехал, оставив синее пятно. Кстати, он попал под подозрение сразу, охранник уворот сообщил, что Валерий днем заезжал домой.

Нора повернула ко мне голову:

— Я же велела тебе расспросить секьюрити.

— Он ответил, что у Кузьминских никого не было, —удивленно ответил я. — Зачем он мне соврал?

— Какой вопрос ты ему задал? — хмыкнул Макс.

— Не было ли сегодня на участке Кузьминскихпосторонних!

— Каков вопрос — таков ответ, — засмеялсяприятель, — чужие и впрямь там не появлялись, одни свои.

— Тебе следовало спросить: «Кто приезжал к СергеюПетровичу?» — обозлилась Нора.

Я молчал. Действительно, похоже, сглупил.

— Это ведь он платье повесил на люстру? — Норапродолжала пытать Макса.

Тот кивнул.

— Да, он нашел его в корзине, сразу понял, в чем дело,и вынес в гостиную. Решил не поднимать шума, а поиграть в свою игру. А Ларисасразу заорала: «Глафира!», она-то сообразила, откуда платье. Валерий,повторюсь, хитер, жесток, изворотлив… Еще вопросы есть? — спросил Макс.

— Лично для меня остался один непонятный момент, чистотехнический, — робко сказал я.

— Какой? — удивился Макс.

— Связанный с пятном. Его рисовали, потом стиралирастворителем, а картина осталась неиспорченной. Разве не странно?

— Ну, это просто, — улыбнулся Макс, — естьспециальный лак, который используют художники. Им покрывают полотно, чтобысберечь его. Дорогое удовольствие, зато картина будет жить века, не потускнев.Кстати, этим лаком пользуются контрабандисты.

— Зачем? — изумился я.

— Берется ценное полотно, запрещенное к вывозу изстраны, покрывается толстым слоем лака, сверху рисуется какая-нибудь дрянь испокойно отправляется за рубеж. Потом мазня смывается растворителем, и картинапредстает во всей своей красе, нетронутой. Лак не поддается растворителю. Вотименно таким лаком и были обработаны все произведения несчастной сумасшедшей.

— Действительно, совсем просто, — вздохнул я.

Макс посмотрел на наши расстроенные физиономии и, чтобыкак-то нас подбодрить, сказал:

— Ну не переживайте, все-таки вы молодцы, ты, ИванПавлович, просто Геракл, совершил двенадцать подвигов, чтобы узнать истину.

Я усмехнулся, подвигов Геракла было тринадцать, последний —лишение девственности довольно большого количества девушек — стыдливоумалчивался во всех советских изданиях. Конечно, сравнение с Гераклом лестно,но, думается, если вспомнить все, что со мной произошло, это скорей тринадцать несчастийГеракла.

Лариса Викторовна и Валерий были осуждены. Первая получиламаксимальное для женщин наказание, второму суд дал десять лет — на мой взгляд,неоправданно мягкий приговор. Когда судья читал свое решение, он сделалперерыв, и присутствующие высыпали в коридор. Там я наткнулся на двух рыдающихженщин и по обрывкам их разговора понял, что они вышли из соседнего зала. Тамсудили глупого паренька, который с пьяных глаз спер из ларька пару бутылок иблок сигарет. Так вот, судья посчитал эту кражу преступлением в особо крупныхразмерах и дал несчастному юноше десять лет. Столько же получил и Валерий заубийство Анны. Или я чего-то не понимаю, или российская Фемида не толькослепая, но и в придачу глухая, абсолютно лишенная разума особа.

Белла и Клара живут вместе с Сергеем Петровичем, отецсобрался с духом и рассказал девочкам, что они родные сестры. И Беллочка, иКлара сначала с трудом переварили информацию, но сейчас они просто неразлучны,невозможно представить, что еще в июне девицы готовы были проглотить другдруга.

Кузьминский продал свой дом и купил новый.

— Неприятно оставаться на старом месте, — такобъяснил он мне свой поступок.

В день переезда Сергей Петрович развел во дворе костер, кудабросил все картины, свои и Глафирины, платья покойной матери и дневник отца.

Когда пламя взметнулось вверх, он сказал:

— Слишком долго я жил под грузом воспоминаний, теперьвсе, избавился от прошлого, я еще не очень стар, вполне могу быть счастлив.

Как вы понимаете, мы с Сергеем Петровичем подружились. Онпринес извинения за эпизод с пистолетом, а я за маску из герметика, и мыизредка проводим время вместе. Купив новый дом, Сергей Петрович еще раз удивилменя: он привез туда Клавдию, сестру Степаниды, тетку Анны и Маргариты. Старухатеперь живет в полном довольствии, коротает дни на природе.

— Эх, Ваня, — расчувствовался однажды СергейПетрович, — чего же ты бобылем ходишь! Женись на моих девках!

— На обеих сразу? — спросил я.

— Нет, придется выбирать, — улыбнулсяКузьминский, — станем родней, ты мне, ей-богу, нравишься.

Я деликатно промолчал. Ну почему все хотят накинуть мне нашею хомут? Ладно бы только Николетта.

Кстати, о маменьке. Не могу завершить повествование, нерассказав всю историю.

Еще летом, когда следствие было в полном разгаре, а Лариса иВалерий ждали своей участи в СИЗО, я ухитрился получить паспорт.

Принес противному Степану кипу документов, услышал, чтотребуется еще какая-то форма, и выложил на стол сто баксов.

Капитан быстро спрятал купюру и заявил:

— А ну, погоди в коридоре, позову.

Я покорно вышел и прислонился к стене. Не прошло и получаса,как Степан высунулся из кабинета:

— Подушкин, пройди!

Через секунду у меня в руках был паспорт.

— Спасибо, — воскликнул я, — теперь осталосьсделать права и документы на «Жигули».

Степан пожевал нижнюю губу.

— Ты как зарабатываешь?

— Ну, нормально, — осторожно ответил я.

— Ладно уж, — вздохнул мент, — помогу, вижучеловек хороший. ГИБДД наше?