Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глаза он по-прежнему не открывал – иначе не смог бы игнорировать нож, находившийся так близко от его лица, – но его тело снова откликнулось на ее прикосновения. Закончив с лицом и шеей, она перешла к щетине на голове, а ее рука скользнула ему на грудь. Пока она его брила, ее пальцы рисовали узоры на коже, и желание в его теле перешло от возбуждения к неотступной нужде. Он неудовлетворенно застонал, заерзал в ванне, надеясь найти положение, в котором испытает облегчение, и даже не заметил, когда Зури закончила.
Она подошла к краю ванны и потянулась к нему, и пальцы ее правой руки сперва коснулись, а затем обхватили его мужское достоинство. От ее ласки он подскочил, расплескав воду из ванны и распахнув глаза.
– Тау… – проговорила Зури, и в ее лице была такая же решимость, как в тот день, когда они впервые поцеловались. Ее большие глаза были слегка прикрыты, налитые губы слегка раздвинуты. Тау хотел что-то сказать, но ее рука стала водить вверх-вниз, так что для него перестало существовать все вокруг, кроме ее пальцев.
Зури сбросила тапочки и опустилась в воду, прямо в своей черной мантии Одаренной. Она придвинулась к нему, забралась ему на колени. Ее одежда всплыла на поверхность вокруг них, и он почувствовал обнаженную кожу ее бедер. Левую руку она закинула ему на шею, а правой продолжала его ласкать. Она наклонилась к нему, прикрыв глаза, и поцеловала в губы.
Ее губы, ее тело касались его. Пальцы ее то поднимающейся, то опускающейся руки, которых прежде как раз хватало, чтобы его обхватить, теперь казались слишком маленькими. Тау сам скользнул руками к бедрам Зури, и она приподнялась на колени, не отпуская руки, чтобы подвести его к себе.
– Мы не можем, – сказал Тау, зная, что остановиться должна она, потому что он не мог. – Это запрещено.
Она поцеловала его в лоб, в щеку, в губы, а потом, поначалу неловко, помогла ему войти в нее.
– Богиня… Ей-богине… – промолвил Тау, чувствуя, как она обхватывает его.
– Разве это так уж неправильно? – Она говорила с придыханием. – Почему это… А-а! – Она закрыла глаза, откинув голову назад. – Почему это…
Они нашли ритм, и, если бы все демоны Исихого разом напали на них в этой ванне, Тау бы не остановился. Они двигались в такт, целовали друг друга, ласкаемые прохладной водой и забывшись в экстазе. Затем Тау ощутил, что это было еще не все.
Его словно накрыло лавиной, набиравшей силу и скорость. Зури поддерживала ритм. Нет, она сама его задавала.
– Да, – прошептала она, почти прижимаясь губами к его ушам. – Да, Тау. Да!
Ее голос, ее желание подействовали на Тау. Лавина превратилась в наводнение, и он, крепко зажмурившись, испытал удовольствие, наслаждение и боль. Его страсть достигла предела. Эта страсть затягивала его в нее до тех пор, пока напряжение, словно у утопающего, вынырнувшего на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, вдруг не спало, даровав освобождение.
– Богиня прослезилась, – простонал Тау, заглядывая в горящие глаза Зури. Он был совершенно опустошен, но при этом ощущал себя целым. – Зури… – Ее имя, оно теперь обрело новое значение – значение, которое ему хотелось понять. Он вынул руку из воды и коснулся ее лица, желая, чтобы все на свете исчезло, оставив им двоим ту жизнь, которой они желали, и ничего больше.
– Тау, – проговорила Зури. – Тау, ты не можешь сейчас остановиться. – Зури продолжала двигаться.
– Нэ?
– Тау, мне нужно… – Она схватила его за подбородок, заставляя смотреть на себя. – Не останавливайся!
Его желание пропадало с поразительной быстротой.
– Тау? Тау! – воскликнула Зури.
Он опустил руку в воду, взял ее за бедра и задвигался, снова входя с ней в один ритм.
– Да! – сказала она. – Вот так! Вот так! Вот… О-о! О, Тау!
Она впилась ногтями ему в шею, изогнула спину и вжалась коленями в его бока. Он чувствовал ее тело, оно облекало его полностью, с силой прижимаясь. Потом она откинула голову, вскричав так громко, что он едва удержался от того, чтобы поднести палец к ее губам, давая знак замолчать. Затем, с последней судорогой, она, вся дрожа, обмякла на нем. Тау хотел было проверить, все ли с ней хорошо, но тут она поцеловала его грудь.
– Можешь еще? – спросила она, щекоча губами его ключицу.
– Я… Дай мне пару дыханий!
– Да, пару дыханий. Теперь на кровати.
– На кровати?
– Да, я хочу попробовать там.
Тау кивнул, и Зури поднялась, выпуская его. Она встала в ванне и выскользнула из мантии, позволив той упасть. У Зури была гладкая смуглая кожа, а груди – округлые, упругие и такие же совершенные, как и все остальное. Сама Ананти не могла быть прекраснее.
– Я готов… в кровать, – сказал Тау.
Зури выбралась из ванны и направилась в спальню.
– Так идем, – сказала она, и он последовал за ней.
Несколько промежутков спустя, разгоряченный, вспотевший, но более умиротворенный, чем когда-либо за последнее время, Тау прижимал Зури к себе, лежа на чрезмерно большой кровати.
– Почему из таких мгновений не может состоять вся жизнь?
Она рассмеялась.
– Подожди еще промежуток-другой. Ты проголодаешься и будешь хотеть только еды.
– Чтобы выжить, мне нужна только ты, – сказал он ей.
Она закатила глаза и стукнула его по предплечью.
– Глупенький.
Он притянул ее к себе, поцеловал раз, затем другой, наслаждаясь ее близостью.
– Я чувствую себя счастливым.
– Почему это у тебя звучит, будто вопрос?
Тау потер бритую голову.
– Это может длиться вечно?
– Ничто не длится вечно. Но у нас есть наши несколько дыханий. – Ее взгляд блуждал по его лицу. – Ты ходишь в Исихого?
Он кивнул, подтверждая ее догадку.
– Тау, ты хоть представляешь, насколько это опасно? Если демоны тебя найдут, они нападут и не отступят, пока твоя душа не посчитает, что умерла.
– Я с ними дерусь.
– Ты не можешь их убить, они бессмертны. Они…
– Нет, я не говорил, что могу. Но я хожу в Исихого, чтобы с ними драться.
– Что? – Зури села в кровати.
Он тоже сел.
– Там время идет по-другому …
– Да, спасибо, это я тебе рассказала…
– Мне нужно больше времени на…
– На что, Тау? На что?
– На обучение, на подготовку, чтобы стать лучше, чем могу за то время, что мне дается в жизни.
– Ты дерешься с демонами? Их можно… их можно убить?
– Нет. Я не знаю, бессмертны они или они неуязвимы к атакам, или… я не могу их побороть, но … – Он осекся.