Алина сделала вид, что отряхивает пальто. Потом ругнулась Игорю в макушку и пошла по бульвару дальше. Еще в декабре эти губы, мягкие, как дольки мандарина, были ценнее всего на свете. Теперь, три месяца спустя, она их ни капельки не жалела.

Ванька. Ты где?

Алина. Сижу внизу, жду звонка. Опоздала.

Ванька. Ясно. А то я тут весь на измене. Делищи – атас.

Алина. Ты про Игорька, face-ом об table?

Ванька. Да это фигня. На Варю вчера напали……

Алина. Как напали?! Кто? Живая?!!!!

Ванька. Живая, в больнице. В школе об этом молчат, я случайно узнал.

Алина. Кто напал?!

Ванька. Вроде бы Хасс, но пока не точно. Блин, как подумаю, что она с моих дополнительных шла, хоть топись. Если бы я ее проводил… Упс, меня засекли, откл…….

Стулья, беззащитные, как опрокинутые жуки, лежали кверху ножками на партах. Уборщица Сима, толстая, седоусая, с плохо убранными волосами, мыла Варенькин кабинет. Мыла с яростью, грубо тыкая шваброй в пыльные углы.

– Куда?! – гаркнула она, заметив Алину. – Видишь, убираюся!

– Я к Варваре Сергеевне, – тихо сказала Алина, – мне журнал надо, вон оттуда.

– Болеет твоя Варвара, иди сама бери, раз приспичило. Да вернуть не забудь! Растащат тут все, а я отвечай.

Алина на цыпочках, по чистому уже полу, прошла вглубь класса к шкафу. Скрипнула дверцей, но, так и не открыв ее, обернулась.

– А правда, что… на Варвару Сергеевну напали?

– Вот ты ж тридцать! – Сима швырнула в ведро только-только выжатую тряпку. – Ни шиша от вас не укроешь, прознали!

– Хасс напал, да? – спросила Алина синичьи тонко.

– Да кто их, чикатилов, разберет? Может, Хасс, а может, и Васька из подъезда. Все они, нелюди, на одно рыло. Идем отсюдова. – Сима вынула из кармана тучную связку ключей и подхватила швабру.

– А журнал?.. Пожалуйста, можно я поищу?

– Ладно уж, ройся. В двадцать пятом буду. Найдешь – скажи, запру тут.

Когда Сима вышла, звеня ключами, Алина перевернула стул и села, сложив на коленях руки.

Ничего ей здесь было не нужно. Здесь, где вчера еще звонко читала стихи новая жертва Хасса. Разве что посидеть вот так, за лесом железных ножек. Послушать, как ветер гудит в карнизе, кедами поскользить по влажному ламинату.

Кто станет следующей? Мама – его давно разлюбленная жена? Или, быть может, сама Алина, которую жуткий отец когда-нибудь да найдет?.. Стало душно, как в кладовке у Киры дома, где раньше они шептались и ели большими ложками припрятанное на зиму варенье. Алина поднялась и шагнула к окну. Там, у окна, пахло тополиными почками – зелено, клейко, совсем не по-школьному. Неделю назад в городе начали стричь тополя, и Варенька повела всех за ветками. «Поставите в воду, и будут листочки». Мальчишки потом побросали свои на помойку, и даже Алина домой не взяла, оставила в классе. Теперь Вари нет, а листики лезут и пахнут весенним теплом.

– Гад! – Алина треснула кулаком по стене. – Гад, гад! Встретила бы, убила! Вот так! Вот так!

Ерунда, никого бы она не убила. А Хасс бы убил ее – хрусь, и нет больше глупенькой дочки. Хрусь, и сломанной спичкой кто-то лежит в коробке́…

Алина достала смартфон, нашла в соцсети «Мы ждем тебя, Х» – ту группу, где Женя и прочие чудаки вместе молились на Хасса. Она подала заявку в начале марта, и так же, как Сашу, ее почти сразу приняли. Новых записей на стене было мало – и все о ближайшем приходе Зверя. О случае с Варенькой никто ничего не писал. Последней отметилась Женя два дня назад – запостила фото двора, где в талом сугробе лежал чей-то старый башмак.

Чую приход его. Чую, проснулся. Голоден, жалок и мерзл. Сил ему надо, кровушки, мяс посвежее. Встретишь его – помоги. Только руки́ не давай. Руку откусит – с хлебом, ему поднесенным. Руку откусит, косточки выплюнет на асфальт.

Здесь он недавно бывал, след свой оставил трехпалый. Ежели сердцем не чист, лучПомни о сказанномше сюда не ходи. И друзьям накажи не ходить, и недругам накажи. Близок он, Зверь, и когти его так остры.

Помни о сказанном, душу свою береги.

–

П.С. Адрес места – в личные сообщения.

Комментариев к записи не было.

Шши-х, шши-х… кто-то поскребся в дверь. Потом она тихо открылась, и в класс скользнул Зяблик, в куртке, перчатках и шапочке-колпачке.

– Привет, – сказал он, – насилу тебя нашел. Все дети как дети, а ты по углам. От кого схоронилась сегодня?

На скуле у него был синяк, большой, цвета вянущего василька.

– Ого, сегодня акция – по морде бесплатно? – усмехнулась Алина.

– Ого, да ты не сечешь в синяках! Смотри, вот тут уже зеленеет, а значит, в морду мне дали позавчера.

Он не спросил, кому дали сегодня.

– Что ты здесь делаешь? – Алина взялась за край занавески.

– Сказал же – ищу тебя.

– А я тебя не ищу. – Она дернула ткань и скрылась за ней вместе с проросшими тополями.

После встречи на Дачах Мертвецов они не виделись ни разу. С тех пор почти стаял снег, стали чужими Кира и мама, снова начал охоту Зверь по имени Хасс. Тогда, на Дачах, что-то случилось – странное, чему Алина не находила слов. Вот эти руки, сейчас затянутые в перчатки, делали с ней такое… хорошее, да, но щеки теперь наливаются краской, как зреющий в погребе помидор.

– Эй! – Зяблик ткнул ее пальцем в бок. – Выходи, дам кое-что.

– Не выйду, – буркнула Алина.

– Ты какая-то… напружиненная. Стесняешься, что ли?

– Еще чего! – Она откинула занавеску и встала перед ним руки в боки. – Да, я напружиненная! Потому что Хасс, мой любимый папаша, напал на доброго человека! Напал – и в кусты, и сидит там, как мышь. И вернуть ничего нельзя…

– Хасс? – удивился Зяблик. – С чего ты взяла?

– Уж взяла, рассказали.

– Ну, дело твое, хочешь – верь. А чтобы развеяться, пойдешь со мной кое-куда.

– Опять?! – Алина сдвинула стулья и села на краешек парты. – Может, хватит уже? Все ходим и ходим, доходимся до беды.

– О, слышу мамочкин голос. – Зяблик взял ее за колено. – Признайся, что просто струхнула.

– Иди ты! И руку с меня сними.

– Иди-ка сама. Со мной, – рука его двинулась выше, – и если пойдешь, я покажу тебе то, что так долго искал.

– Ну ладно, пойду я! – сдалась Алина, и Зяблик тут же ее отпустил. – Но только не прямо сейчас. Уроки и все такое.

– Не