Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да нет, лучше не надо. Hеизвестно, чего наворотил бы еежалкий умишко, если бы и в самом деле открылось ей нечто столь же очевидное,как те слова Ларисы: «Эра милосердия кончилась!» – так сказать, прямое признаниеобвиняемого. А пока все улики косвенные. И даже неправдоподобные. Потому чтотайное знакомство Ларисы с Рэндом непременно означает ее участие в заговорепротив Виктора, а это не только чудовищно, но и просто глупо: Лариса слишкоммногое теряет! И если все блага жизни на нее при Викторе сыпались как из рогаизобилия, то после его смерти ей все придется зарабатывать самой. Говорят, чтоденьги делают деньги, но это – формула для деловых людей, а не для хорошенькойженщины!
Марьяна попыталась встать – и поморщилась. Казалось,занемели не только мышцы, но и все косточки. С трудом выпрямилась, сделаланесколько шагов к окну.
Небо по-прежнему темное, но это, наверное, из-за того, что вкомнате горит яркий свет. А если его погасить, то увидишь бледные тона рассвета.До шести, до восхода солнца, остался час… а по истечении этого часа можноокончательно похоронить всякую надежду на спасение. И даже если незадолго досеми утра сюда ворвутся отряды полицейских на джипах, конях или верблюдах,будет поздно.
Спасение возможно только… тайное. Под покровом ночи!
Ну что же, остается еще час этой внушающей надежду темноты.Не проводить же этот час, вцепившись в оконную решетку, чувствуя, как уходитвремя, как с каждой секундой убывает жизнь!
Замлевшее тело требовало движения, и Марьяна приняласьнервно расхаживать по комнате. Hа столе царил страшный беспорядок, поэтому онанакрыла остатки еды салфетками, поправила смятые шелковые чехлы на креслах,подобрала Ларисину сумочку, так и валявшуюся незастегнутой. Из шелковой алойпасти сиротливо торчал карандашик – им Марьяна писала свое послание, врученноеКитмиру-почтальону, – да поблескивала сломанная пудреница, которую онапотихоньку забрала у заснувшего Саньки. А крышка-то все еще валяется поддиваном!
Марьяна опустилась на колени и заглянула под диван. Какинтересно! Сыщется ли на свете такое ложе, из-под которого вовремя выметаютпыль? На толстом сером «ковре» отчетливо вырисовывался след, который прочертилаотлетевшая крышечка. Она лежала довольно далеко, и Марьяне пришлось лечь на поли чуть ли не втиснуться под диван, прежде чем удалось кончиками ногтей зацепитькрышечку и подтянуть ее к себе.
Наконец-то она встала, стерла с крышки пыль – и обнаружила,что там, где была прежде Санькина фотография, лежит еще одна. Правда, фото былоповернуто оборотной стороной вверх. Марьяна даже решила, что это листок плотнойбумаги, проложенный просто так, чтобы закрепить Санькин портрет, но увиделавыцветший штамп «Kodak» – и поняла, что и это фотография.
В любой другой миг жизни она не прикоснулась бы к ней. Влюбой другой… но только не сейчас.
Передернув плечами, по которым вдруг пробежал озноб, Марьянадрожащими, непослушными пальцами вытащила фото, повернула лицевой стороной – ис удивлением вскинула брови. Но тут же в горле стало сухо, она взялась засердце – да так и застыла, разглядывая изображение двух мужчин.
Одного из них – большого, вальяжного, лет пятидесяти, свластным выражением красивого, хоть и несколько расплывшегося лица – она не развидела, хотя и не была с ним знакома. Это был Анатолий Анатольевич Кобрин, отецЛарисы, бывший завотделом обкома, бывший глава фирмы по сохранению партийныхденежек, разоривший эту фирму и оттого покончивший с собой. Он как раз и былснят на фоне старинного здания, где разместилась эта самая фирма, вытеснивобщество «Знание». А вот и новая вывеска: «Инвест-КП». А рядом с ним,приятельски приобнятый Кобриным за плечи, сиял широкой улыбкой не кто иной,как… Виктор, Виктор Яценко – правда, лет на шесть-семь моложе, чем сейчас.Марьяна узнала Виктора сразу, и ей не помешало то, что у его изображения были…выколоты глаза!
И в ту же самую секунду, когда взгляд Марьяны, оторвавшисьот страшного изображения, испуганно заметался по стенам и уперся в пейзаж сизображением ожившей мумии, она вспомнила умильный блеск этих самых глазВиктора, расхваливавшего доктора, у которого лечилась Лариса: «Дело свое онзнал туго. Художник, истинный художник!»
Итак, небеса в очередной раз прямо и недвусмысленно ответилина прямой вопрос Марьяны. Дважды ответили! И вдобавок она поняла, почему«грабители» не тронули пудреницу. Ведь там был портрет «любимой подруги»Ларисы! Подруги по имени Месть!
Так вот кто был тот «нижегородский бизнесмен», посредникневедомой фирмы. А может быть, он в одиночку осуществил грандиозную аферу повыкачиванию из «Инвест-КП» капиталов этой самой КП! Виктор, Витька-ФедорИваныч… Вот из-за кого погиб Кобрин! Он почти наверняка упомянул об этом всвоей предсмертной записке, которую… которую его дочь прочла, но скрыла отвсех, потому что привыкла в этой жизни полагаться только на себя – и на своюлучшую, надежнейшую подругу. Как это сказала совсем недавно Лариса? «Я быластрашно одинока, у меня не было друзей, да у меня их никогда не было, кромеодной самой близкой подруги, – мы, кстати, с ней до сих пор не потеряли связь…»
Теперь Марьяна знала имя этой верной подружки. Да, только еедружба помогла Ларисе выжить.
Мать, конечно, не знала о роли Виктора. Нина Петровна былаженщина простодушная, Кобрин наверняка не посвящал ее в свои дела. Не то онавыдала бы себя Виктору, не смогла бы так долго и изощренно притворяться, какдочь. Но Лариса на всякий случай держала ее от себя подальше. Вот почему НинаПетровна жила не во дворце, с дочерью и внуком, а в жалкой «хрущевке», кудаКобрины, очевидно, переселились после смерти отца, когда совсем плохо стало сденьгами и даже знаменитые Ларисины баночки опустели.
Да, она все время думала о мести, но как было подобраться кВиктору? Может, волосы покрасила для того, чтобы он ее не узнал. НавернякаКобрин их официально не знакомил, однако Виктор все-таки знал Ларису – и вновьузнал ее сразу, как только увидел на том конкурсе. Вот чем объясняются егослова: «Я, конечно, по любви женился, но и по расчету тоже. Это был перстсудьбы… Вот, думаю, Бог за все меня и простил, и награду дает…»
За что он ждал прощения от Бога? За то зло, которое причинилЛарисе!