Он молчал.

Он так долго не произносил ни слова, стоя неподвижно, высокий и безупречный, пристально и так долго смотревший на меня своими голубыми глазами, что у меня возникло желание почесаться, но я ни за что на свете не сделала бы этого в его присутствии, неважно, друзья мы или нет. Он уже видел меня в чем мать родила. Не было нужды, чтобы он понял, что разговор о любимцах на самом деле не доставляет мне удовольствия.

Итак, вместо этого я, закатив глаза, спросила:

– Как насчет того, чтобы теперь поговорить о чем-то другом? Ты ставишь меня в неловкое положение.

Что ответил этот идиот?

– Нет.

Я проигнорировала его ответ.

К счастью, как раз в этот момент в комнату вразвалочку вошел Бенни в мятой одежде с заспанным и лукавым личиком и заявил:

– Я хосю есть, Джеззи.

Я набросилась на этого засранца, пока он не убежал, а я не завязла в разговоре о том, о чем мне не хотелось думать больше, чем я уже думала.

– Хорошо, Бенни. – Потом, посмотрев на Ивана, я спросила: – Кого ты предпочитаешь – малышку или карапуза?

Его лицо мгновенно стало тревожным, я тут же захихикала.

– Я должен взять одного?

– Как ты думаешь, зачем я взяла тебя с собой? Да.

Иван моргнул, потом перевел взгляд с Бенни, который, не совсем проснувшись, стоял в дверном проеме, на спящее личико Джесси.

– Они оба малыши, – сказал он, словно это была новость.

Пришел мой черед задуматься в ожидании.

Иван, прикусив свою розовую губу, взглянул на стоящего мальчугана, вероятно, даже не совсем понимая, что мы – не его родители. Потом он принял решение.

– Я возьму малышку.

Я не подала виду, что удивилась. Я была уверена, что он возьмет Бенни, а не Джесси.

– Ладно. Вот, – сказала я, делая шаг к нему с вытянутыми руками.

Глядя на его лицо, я чуть не рассмеялась.

– Я раньше никогда не держал младенцев, – пробормотал он, напрягшись всем телом.

– Можешь попробовать.

После чего он бросил на меня взгляд, складывая руки так же, как я.

– Конечно могу.

Я ухмыльнулась, что вызвало у него улыбку. Было довольно легко передать ребенка с рук на руки. Он вел себя естественно, подсунув согнутый локоть под ее голову, а потом прижал ее к своему телу.

– Она такая легкая, – заметил он в тот момент, когда она окончательно устроилась у него на руках.

– Ей всего несколько месяцев, – сказала я ему, уже поворачиваясь, чтобы присесть на корточки рядом с Бенни.

Иван тихо засмеялся.

– Это ничего не значит. Ты тоже маленькая, но чертовски тяжелая.

– О, замолчи. Я не такая уж тяжелая. – Повернув голову, я посмотрела на него через плечо, протягивая руки к своему племяннику.

– Ты тяжелая. Ты самая тяжелая из всех партнерш.

– Это все мышцы.

– Теперь это так называется?

Я засмеялась, когда Бенни потопал ко мне, все еще потирая лицо.

– Ладно, Динь-Динь[28], ты тоже не слишком легкий, – бросила я, а потом, обняв своего любимого трехлетку, подхватила его на руки.

Иван тихо засмеялся, поднося малышку к своему лицу точно так же, как делала я несколько минут назад.

– Я не должен быть легким. Это все мышцы.

* * *

– Не понимаю, почему все так жалуются. Это просто, – сказал Иван, держа бутылочку у рта Джесси, когда та начала жадно сосать ее.

Мне ужасно не хотелось признавать, насколько послушна вела себя эта маленькая дрянь с Иваном. Вероятно, так не должно было быть. Но это было так.

В следующий раз, когда Джесси начала пищать, на этот раз, лежа у него на руках, он вроде как слегка подпрыгнул, нахмурился, посмотрел на меня с паникой в глазах, и, прежде чем я успела сказать ему, что делать, он замурлыкал и стал сам укачивать ее. Странно было слышать, как он повторяет шшш, шшш, шшш. Я не засекала время и все такое, но, кажется, меньше чем через минуту кошачий вопль превратился в хныканье, а еще через минуту малышка совсем перестала плакать. Я чуть было не сказала, что у него талант в умении обращаться с грудными младенцами, но не стоило забивать ему голову таким вздором. Он и так уже был довольно высокого мнения о себе.

А потом Иван удивил меня еще больше.

Когда, спустя небольшой промежуток времени, девочка заплакала, я сказала ему, что ей, вероятно, нужно поменять подгузник, а он ответил лишь: «Хорошо». А когда я предложила ему поменять его, пока он присмотрит за Бенни, он сказал:

– Я могу это сделать сам. Скажи мне, что делать, – и сделал. Он поменял ей подгузник и всего дважды притворился, что его тошнит.

Он был бесконечно терпелив. Не было заметно, чтобы он утомился. Он не жаловался.

И это не должно было бы удивлять меня. Правда не должно. Каждый день, неделю за неделей я видела, каким он бывает терпеливым, неутомимым, я не слышала от него жалоб. Этим он был обязан фигурному катанию. Но я не могла отделаться от мысли о том, что я, возможно, знаю его не так хорошо, как мне казалось.

– Мне уже доводилось провести с ними ночь. Попробуй, вытерпи, а потом скажешь мне, легко ли это. Не знаю, как моя сестра не стала ходячим зомби, – сказала я, лежа на полу рядом с Бенни и протягивая ему блоки, из которых он строил замок. Или что-то, что было отчасти похоже на замок.

– Они часто просыпаются, а?

– Да, особенно когда они такие маленькие. Руби и Аарон оба безумно терпеливы, они – хорошие родители.

– Я мог бы быть хорошим отцом, – прошептал Иван, продолжая кормить Джесси.

Я хотела сказать ему, что он был бы хорош во всем, в чем ему захотелось бы отличиться, но нет, я удержалась.

– Ты хочешь иметь детей? – неожиданно спросил он меня.

Я протянула Бенни очередной блок.

– Может быть, когда-нибудь потом.

– Когда-нибудь потом… это когда?

Услышав эти слова, я посмотрела через плечо на Ивана. Он был полностью поглощен Джесси, и я была совершенно уверена, что он улыбается, глядя на нее. Хм.

– Может быть после тридцати? Не знаю. Но я переживу, если у меня их вообще не будет. На самом деле я не слишком задумывалась об этом, если не считать, что я знаю, что не хочу иметь детей в ближайшее время. Понимаешь, что я имею в виду?

– Из-за фигурного катания?

– Из-за чего же еще? Сейчас мне едва хватает времени. Не могу представить себе, как можно тренироваться и иметь детей. Для того чтобы все получилось, отец моего ребенка должен быть богачом и вести домашнее хозяйство.