– Рад снова видеть тебя, Постреленок. – Он очаровательно улыбнулся ей, отчего мне почему-то стало неловко. – Ты не возражаешь, если я буду звать тебя так?

Сестра смутилась, и я тоже. Но я знала, что она реагирует так не потому, что Иван – привлекательный мужчина или что-то в этом роде. Ее муж был сногсшибательным парнем совершенно другого типа, но не хуже, чем Иван. И она была безумно влюблена в него.

Просто она смущалась.

И никто, кроме родственников, не называл ее Постреленком. Во всяком случае, насколько мне было известно, Аарон никогда не называл ее так.

– Я не возражаю, – почти прошептала она, стреляя глазами то в меня, то в него. – Ты теперь почти член семьи, ведь так?

Почти член семьи? Я отбросила эту мысль в сторону, поскольку Иван легонько толкнул меня локтем, и я сразу же ответила ему тем же.

– Входите, – сказала Руби, отступая назад. – Мы сейчас уходим. Мы просто готовим ужин, а потом поедем… в магазин. – Держу пари, что под магазином она подразумевала магазин комиксов, но я знала, что она не признается в этом, потому что здесь был Иван. – Мы недолго.

Пожав плечами, я зашла в дом, в котором я часто бывала за последний год, с тех пор как она снова переехала в Хьюстон, до этого проведя четыре года в Вашингтоне вместе с мужем, пока он служил в армии. За несколько последних лет он резко продвинулся по службе и получил работу в госпитале Управления по делам ветеранов, где… Что-то делал с ветеранами. Я была никудышной свояченицей и не знала, чем в точности он занимается. Мне действительно нужно было спросить об этом Руби.

– Все в порядке. Делайте, что хотите. Я не хочу ничего другого, кроме как лечь спать, – сказала я ей, умышленно не упоминая о том, что через четыре часа Ивану придется сматываться и ехать куда-то, чтобы заняться чем-то необходимым.

– Привет, Джесмин, – окликнул меня приятный голос из коридора, после чего к нам подошел высокий, светловолосый мужчина.

– Привет, Аарон, – сказала я, покачиваясь на пятках. – Аарон, ты помнишь, это Иван.

Светловолосый качок, который, клянусь, мог бы сделать успешную карьеру жиголо, если бы не был военным, протянул мне руку, и я хлопнула его по ладони. Потом он повернулся к Ивану и тоже подал ему руку, которую тот пожал.

– Рад снова видеть тебя, – сказал мой зять, делая шаг назад и вставая бок о бок с моей сестрой. – Спасибо, что согласились понянчиться с детьми.

Я пожала плечами, а Иван произнес:

– Не за что.

– Нам нужно идти, чтобы вернуться как можно скорее, – сообщил Аарон, наклоняясь и целуя мою сестру в висок.

Руби кивнула.

– Ты знаешь, где что лежит. Они оба сейчас наверху. Они поели. Бенни заснул на нашей кровати. Мне не хотелось будить его, перенося на свою кровать. Мы все еще приучаем его к горшку…

Я отмахнулась.

– Не беспокойся об этом. Я справлюсь. – Глядя на стоявшего здесь Ивана, я попыталась представить, как он меняет подгузник… и больше мне в голову ничего не пришло. – Мы справимся.

Может быть. По крайней мере, я могла справиться.

После того как Аарон поцеловал Руби в висок, они вышли из дома, закрыв и заперев за собой дверь. Едва щелкнул замок, как сверху донесся вопль.

– За работу! – сказала я, указывая на второй этаж.

Иван кивнул, а потом пошел вслед за мной наверх по лестнице расположенного в пригороде красивого, большого дома с четырьмя спальнями.

Детишки моей сестры жили в одной комнате. Там, по разным сторонам, стояли две детские кроватки, одна – белая, а вторая древесного цвета. Я сразу же направилась к белой, увидев там извивающееся крохотное тельце, лежавшее лицом вниз. Джесси плакала так громко, что я вздрогнула, взяв ее и поднеся к груди, чтобы приласкать. Она была такой маленькой… и такой, черт побери, крикливой.

Я качала ее, шепча:

– Шшш, шшш, шшш, – и слегка подбрасывала ее, как ей нравилось, а потом, повернувшись, увидела, что Иван стоит в дверном проеме и ухмыляется, как идиот. Я моргнула: – Что?

Джесси продолжала вопить.

– Ты подхватила ее как ни в чем не бывало, – сказал он, переводя взгляд с меня на ребенка и обратно, как будто это было чудо или что-то в этом роде.

– Она просто младенец, а не граната, – сказала я ему, продолжая нашептывать шшш, шшш, шшш и подбрасывая свою любимую малышку, стараясь успокоить ее. Я всегда применяла этот трюк. Я улыбнулась, глядя на прелестное, недовольное личико.

– Я не знал, что ты любишь детей, – пробормотал Иван, подходя и останавливаясь рядом со мной и выгибая шею, чтобы посмотреть на ребенка у меня на руках.

Я улыбнулась Джесс, зная, что ему не видно моего лица, и наморщила нос.

– Я люблю детей.

Его «Правда?» совсем не удивило меня.

Я еще немного покачала малышку, ее вопль постепенно превратился в обычное хныканье. Он протянул палец и нежно дотронулся до щечки Джесси, вероятно, удивившись ее мягкости, если он впервые находился в таком близком контакте с маленьким человеком.

– Замолчи.

Я слышала, как тихо он дышит.

– Она такая мягкая и маленькая. Они всегда такие маленькие?

Я посмотрела на ее личико, зная, что под ресницами прячутся ярко-голубые глаза, которые однажды приобретут тот же оттенок, что глаза моей мамы.

– Она родилась весом в три с лишним килограмма, это довольно много для такой невысокой женщины, как моя сестра, – объяснила я. – Бенни тоже крупный мальчик, это они унаследовали от своего отца. – Я опустила голову, чтобы поцеловать Джесси в лобик, поскольку раздался требовательный детский плач. – Дети безобидны. Они милые, они искренние. Они прелестные. Они лучше взрослых знают, что правильно, а что неправильно. Разве есть то, за что можно их не любить?

– Они крикливые.

Я посмотрела на него уголком глаза и прокашлялась, пытаясь не обращать внимания на пощипывание в нем.

– Ты сам крикливый.

Он быстро перевел взгляд на меня и сказал:

– Иногда у них случаются истерики.

Я подняла глаза к потолку.

– Создается впечатление, что ты описываешь себя.

Иван засмеялся так тихо, как только было возможно.

– Они плачут.

Я состроила гримасу, что вызвало у него улыбку, белозубую-белозубую улыбку.

– Замолчи. Я никогда не плачу, – прошептал он.

– Нытье… плач… одно и то же.

– Ты такая врушка.

Покачав головой, я опустила глаза на Джесси, свою маленькую племянницу.

– Я люблю малышей, особенно этих малышей. Моих малышей, – прошептала я, поднимая ее повыше у себя на руках. Джесси захныкала, я снова потревожила ее, держа вертикально, чтобы понюхать ее пеленку. Пахло превосходно. Это она унаследовала от моей сестры, она не воняла, когда испражнялась.