– Ты хочешь, чтобы тебе стало лучше или нет?

Я попыталась угрожающе посмотреть на него, но не смогла придать своему лицу никакого выражения.

– Нет, мне не нравится хреново чувствовать себя и пропускать тренировки, и все портить.

Они оба вскинули брови, словно говоря «неужели?».

– Забудь об этом. Ты пойдешь к врачу. Если тебе нужно лекарство, то чем раньше ты примешь его, тем лучше.

– На мгновение он поджал губы, а затем добавил: – Тогда мы сможем вернуться к хореографии. Когда будешь готова.

Ублюдок. Он точно знал, как достать меня. Господи.

– Послушай, мне нужен один день, завтра…

– Мы отменяем тренировку. – Он моргнул. – Почему ты не хочешь идти к врачу? Он прищурился. – Клянусь, ты боишься уколов…

Я застонала и затрясла головой, но потом перестала, когда боль спровоцировала тошноту.

– Я не боюсь уколов, почему ты думаешь, что я их боюсь? А? – прошептала я.

Тренер Ли тихо говорила по телефону, но ни он, ни я не обращали на нее внимания.

– Порядок. Ты идешь к врачу.

Закрыв глаза, я сказала ему правду, потому что он в конечном счете вытянул бы ее из меня, а у меня не было настроения слушать его приставания.

– У меня нет страховки. Я не могу позволить себе сейчас визит к врачу. Серьезно. Со мной все будет в порядке. Просто дай мне один день. Обычно моя иммунная система отлично справляется.

Губы Ивана дрогнули. Он моргнул. Посмотрев наверх, он затем опустил глаза и, покачав головой, сказал уже громко, а не шепотом: «Ты – упрямая ослица…»

– Отвали, – прошептала я.

Иван прошипел:

– Сама отвали. Я оплачу твой визит к врачу и лекарства. Не будь идиоткой.

Закрыв рот, я с болью сглотнула, ощутив острую боль в груди от его слов.

– Я – не идиотка. Называй меня, как хочешь, только не идиоткой.

Он то ли предпочел пропустить мои слова мимо ушей, то ли ему было все равно.

– Ты – идиотка, и мы пойдем к врачу. Заткни свою гордость куда подальше. Тебе надо выздороветь.

Мне было так плохо, что я даже не возразила ему. К сожалению, он был прав. Я просто закрыла глаза и сказала:

– Хорошо. Но я верну тебе деньги. – Я сглотнула. – Возможно, для этого потребуется целый год.

Иван буркнул себе под нос, видимо что-то не слишком приличное, но опять погладил меня ладонью по волосам, распутывая пряди так осторожно, словно ни в коем случае не хотел причинить мне боль. На этот раз. Мне было приятно.

– Ее смогут принять в полдень, – наконец сказала тренер Ли. – Тем временем нам нужно сбить ей температуру. Ты уже дал ей жаропонижающее?

– Да, – ответил мужчина, чья рука лежала на моей голове.

Они о чем-то пошептались, слишком тихо для того, чтобы я что-то расслышала. А я все думала: могу ли я предложить заплатить Ивану за то, чтобы он продолжал гладить мои волосы? Вдруг меня кто-то похлопал по щеке.

– Что такое?

– Пора вставать, – прошептал Иван. – Тебе нужно принять душ.

Вставать?

– Нет, спасибо.

Последовало молчание, а потом:

– Я не прошу. Я требую. Вставай.

– Я не хочу вставать, – заныла я.

– Ладно, – быстро согласился он. – Я отнесу тебя.

– Нет, спасибо.

Подсунув руку мне под голову, он потянул за уголок одеяла у меня на лбу и откинул его, проведя пальцами по моей коже. Эти руки, так хорошо мне знакомые, никогда прежде не были такими нежными. Иван тихо проговорил:

– Я понимаю, что тебе не хочется, и понимаю, что ты плохо себя чувствуешь, но ты, маленький ежик, должна встать. Ты должна освежиться.

Я заворчала, не обращая внимания на слово на букву «ё».

Иван вздохнул, не переставая гладить меня рукой по волосам.

– Давай. Встань ради меня.

– Нет.

Он ухмыльнулся и снова погладил меня по волосам.

– Раньше мне и в голову не пришло бы, что когда ты болеешь, то ведешь себя как ребенок, – сказал он, как мне показалось, с удивлением, но я не была в этом уверена, потому что была слишком занята тем, что пыталась определить, насколько хреново я себя чувствую.

– Угу, – согласилась я, потому что мама всегда говорила то же самое. Что за капризный ребенок. Я болела нечасто. Не то чтобы я пыталась привлечь к себе внимание… даже если она хотела уделить его мне. Но она всегда больше беспокоилась о моей сестре, чем обо мне, если та слегка простужалась или кашляла, но меня это никогда не волновало.

– Ты собираешься вставать? – спросил Иван, кладя мне на лоб ладонь и присвистывая, и я была не настолько слаба, чтобы не понять, что лоб горячий.

– Нет, – повторила я, поворачиваясь на бок так, что моя щека прижалась к его бедру, а нос уткнулся в тазобедренный сустав. Его промежность была совсем рядом, но у него не было эрекции, и мне было на это наплевать.

– Ты не собираешься вставать сама?

– Нет.

Наступила тишина, и по голосу Ивана я ясно поняла, что он удивлен, когда он наконец проскрипел:

– Ну, если ты настаиваешь.

Я настаивала. Я правда настаивала, особенно когда озноб снова пробежал по моему телу, при этом позвоночник заболел так, как болел только после неудачного сезона и настоящей болезни. Я не вставала.

Но у Ивана были другие планы.

Планы, предусматривавшие то, что он выскользнул из-под меня, несмотря на мое протестующее ворчание, главным образом из-за того, что я лишилась самой неудобной подушки, на которой когда-либо покоилась моя голова, но, как говорят, не до жиру, быть бы живу, поэтому я, не раздумывая, выбрала бы это жесткое бедро. Затем в его планы входило просунуть обе руки туда же, где они были несколько минут назад: поддерживая меня за плечи, он подхватил меня под колени. Потом он поднял меня и пошел твердым шагом, удерживая равновесие.

И я не спорила. Я не сказала ни слова.

Возможно, позже я пожалею о том, что даже не попыталась перегруппироваться, чтобы облегчить его ношу, вместо этого я лежала, как ребенок, которого несут в кровать после долгой поездки в машине, прислонив голову к его плечу и дрожа еще сильнее. Конечно, я могла бы идти, конечно, могла бы. Но мне этого чертовски не хотелось. Не тогда, когда он так старался помочь мне.

И оттого, что я просто чувствовала рядом с собой его теплое, сильное тело, мне стало немного легче.

Через некоторое время он открыл дверь, которую я прежде не замечала, она вела в ванную комнату. Там не было ничего примечательного, только душевая кабина с раковиной и туалетом. Иван присел и медленно поставил меня на ноги, и в этот момент у меня закружилась голова.