рук. Сны теперь стали чаще, донимали чуть не каждую ночь. Был только один способ их отогнать – выхлестать перед сном полбутылки черного рома. Тогда он хоть на несколько часов проваливался в темное небытие, а потом из него снова вставали убитый им настоятель и покинутые друзья.

Акйил наскреб в себе смешок:

– Тех, кто рос в том квартале, не тянет. – Не дожидаясь нового вопроса, он отвернулся от города за прозрачными стенами и обратился к роскоши ярко освещенного зала. – Что толку от этого барахла, если, чтобы на него посмотреть, приходится одолеть пятьсот ступенек?

«Барахло»… такое же неподходящее слово, как и «комната».

Просторный высокий зал был полон сокровищ – греби хоть мешками, хоть бочками.

Меч был лишь одной из сотен здешних драгоценностей. На старинных пьедесталах красовались древние вазы. На дорогом бархате лежали кольца, браслеты, ожерелья. Длинный стол занимало хитроумное механическое изделие величиной с тележное колесо – линзы, пружины, блестящие рычаги. С потолка на тяжелых крюках свисало что-то вроде огроменной бронзовой миски – в такой полдесятка человек можно сварить. И еще ряд черепов в стеклянной витрине. Подставка с копьями. И стеклянные шары, заполненные непонятной жидкостью – может, вином, или уксусом, или кровью.

– Это ради безопасности, – ответила Адер.

– Ясное дело, – согласился он. – Здесь оно надежнее.

По дороге сюда они миновали три поста стражи: у основания Копья и два на подъеме.

– Но такие блестяшки для того и нужны, чтобы ими похвастать.

Он потянулся к кольцу, словно вырезанному из горного льда.

– Не тронь! – хлестнул бичом голос Адер.

Акйил поднял глаза, хитровато улыбнулся ей.

– Если бы и вздумал украсть, так не у вас на глазах.

– Тот, кто его украдет, умрет, – покачала она головой.

– Ага, дошло. Оно ваше. Нельзя ли без угроз?

– Это не угроза. Последний, кто надевал это кольцо, сошел с ума. Он безумствовал еще неделю после того, как кольцо сняли, а потом вырвал себе глаза, воткнул пальцы в глазницы и расковыривал себе мозг, пока не умер.

Акйил захлопал глазами.

– Боюсь, ты меня неправильно понял, – ответила Адер с ледяной улыбкой. – Не изделия приходиться охранять от воров, а…

Он боязливо отдернул руку.

– Так это все… от личей?

– От кшештрим, – пояснила она. – Часть наверняка изготовлена кшештримскими личами. Остальное создано с помощью давно утраченных знаний и умений.

– А сюда как попало?

– Артефакты собирал мой отец, и его отец, и наши предки вплоть до Териала уй-Малкениана.

– И откуда же вы знаете, что их сделали кшештрим? Смотрите, как все блестит. Никак не скажешь, что этим штуковинам… сколько там? Десять тысяч?

– В Рассветном дворце более сотни ученых и историков, занимающихся кшештримской эпохой.

– Более сотни…

У него голова пошла кругом. Почему-то одно это больше говорило о богатстве императоров, чем дворец, стража, вся эта роскошь вокруг и даже само Копье Интарры. То есть понятно, зачем держат стражу. И слуг. И всяких там садовников, поваров, столяров. Но вот содержать сотню человек – больше сотни! – чтобы они посиживали и почитывали, да, может, иногда черкнули слово-другое, и всех их накорми, одень, спать уложи в стенах Рассветного дворца…

– Не много ли? – удивился он. – Для изучения расы, которую мы тысячу лет как стерли с лица земли?

Он мог и не заметить.

Адер почти не изменилась в лице. Не вздрогнула, не отпрянула. Ни малейшего движения. И все же что-то было – что-то слишком краткое, мимолетное, чтобы отметить умом…

Он закрыл глаза, снова вызвал в памяти ее образ.

– Что ты делаешь? – спросила она.

– Кое-что высматриваю, – отозвался он, вглядываясь в сама-ан ее лица.

Идеальная память порой находила себе применение, не предусмотренное монахами.

– Что?

– Вас.

Он медленно продвинул воспоминание вперед, оттянул назад, снова привел в движение. Повторил так три раза, и наконец…

«…Тысячу лет как стерли с лица земли».

Вот: чуть сократились зрачки, дрогнула жилка на шее.

– О… – Акйил с улыбкой открыл глаза. – Понятно.

Взгляд у Адер так и полыхнул.

– Что именно «понятно»?

– Кшештрим не вымерли. Во всяком случае, не все.

Она умела скрывать свои чувства, но и он на этот раз был готов.

– Кшештрим не осталось, – ответила Адер (и он пока не стал ловить ее на лжи), – но остались их изделия.

– Вот это для чего? – спросил Акйил, повернувшись к механизму с рычажками.

– Я надеялась узнать от тебя.

Он не удержался от смеха.

– У вас больше сотни… как вы их назвали? «Ученых и историков, занимающихся кшештримской эпохой», а вы обращаетесь к воришке из нищего квартала?

– Не ты ли которую неделю твердишь, что бросил воровство? Что порвал с прошлым?

Он попытался вообразить, как это – порвать с прошлым, жить без груза воспоминаний, без сомнений, без сожалений, без оставшихся за спиной… И понял, что Адер изучает его.

– Я, – ответил он, насильно возвращая себя к настоящему, – говорил только, что могу научить вас пользоваться кента.

– Кента созданы кшештрим. Как и эти изделия. Между ними может быть связь.

Акйил кивнул:

– Может. Конечно может. – Он послал ей хитрый взгляд. – А как насчет тех кшештрим? Тех, кто еще жив. Почему бы их не спросить?

И снова тот почти неуловимый проблеск признания.

– Я уже сказала, что кшештрим в живых не осталось.

– Сказали, – подмигнул он. – Неправду, но сказали.

Император медленно вздохнула. Глаза у нее сверкали так, что дивно было, как не загорится лицо.

– Стала бы я спрашивать, если бы знала ответы?

Так-так. Видно, ее отношения с выжившими кшештрим оставляли желать лучшего. Может, со временем Акйил и вытянет из нее правду, но пока ясно, что добровольно она делиться не намерена.

– Что вы хотите узнать? – Он радушно развел руками.

– Монахи никогда не упоминали о других изделиях?

– По-моему, вы не понимаете, – покачал он головой. – Хин не было дела до кшештрим. А также до войн, крепостей и всяческих изделий.

– До кента им дело было.

– Нет. Кента требовались Малкенианам, вот они и посылали к хин своих наследников. А у хин была одна-единственная забота: задуть свое «я».

– Я надеялась, что ты окажешься полезнее, – поморщилась Адер.

– А я и не обещал обучать вас этакой чепухе, – возразил Акйил. – Я ничего про нее и не знал. Тогда, в первую встречу в саду, я взялся натаскать вас на использование кента.

– Не задаром.

– Даже монаху нужно что-то есть.

– Я уже заплатила столько, что можно прокормить целый монастырь.

– За что я вам благодарен.

– А я тебе нет. Ты с первого дня морочил мне голову. Я каждое утро с новолуния сижу как истукан…

– Нет, – возразил Акйил. – Вы сидите как император. Если бы вы