– Ты что выберешь? – обратилась к Руку Чудовище. – Я за безрассудство. У твоей девчонки безнадежность на лбу написана, но это вам с ней решать.

Бьен не ответила. Она смотрела на массивную, окованную железом дверь с тяжелым, сложным замком.

– Мы здесь первый день, – отмахнулся Рук. – Нам безрассудство не к лицу.

– А жаль, – буркнула женщина.

– Весьма… благорассудная мысль, – закивал Коземорд Руку.

Он указал на расхаживавших по гребню стены стражников. Там не было зеленых рубашек. Арена располагала собственной надежной охраной, вооруженной мечами и арбалетами, и бдительные дозоры коршунами кружили над воинами во дворе.

– Служить на Арене – высокая честь. Ванг Во выбирает в охрану самых… непреклонно верующих и наиболее скрупулезно подготовленных. – Коземорд весело помахал стражникам, не дождался ответа и, пожав плечами, вновь повернулся к Руку и остальным. – Знаете, что бывает с дозорным, если кому-либо из Достойных удастся бежать?

– Ясное дело, верховные жрецы их по головке не гладят, – ответила Чудовище.

– Разумеется, – закивал Коземорд. – Разумеется, не гладят. При последнем побеге стражникам дали один день, чтобы найти беглянку. Те не уложились в срок, и тогда их, лишив званий и одежды, вывезли в дельту, привязали к вбитым в ил сваям так, что над водой только носы торчали, надрезали кожу под мышками и на ляжках и оставили на съедение стаям квирн.

Бьен в ужасе уставилась на мастера. Коземорд, заметив ее взгляд, снова кивнул.

– Это придало остальным… как бы сказать… чрезвычайное усердие в исполнении своих обязанностей. Случалось, они убивали Достойных за невинный взгляд за стены только потому, что в этом взгляде им почудилась тоска. Верно, Чо Мин?

Обернувшись, Рук увидел подходящий к ним взвод стражи.

Возглавлявший колонну мужчина – очевидно, Чо Мин – коротко кивнул. Его плоское лицо было непроницаемо, как кирпичная стена.

– Чо Мин и его люди будут нас сопровождать, – пояснил Коземорд. – Нет причин для беспокойства. Это обычная… мера предосторожности, обязательная в случаях, когда Достойные выходят за пределы двора.

– Для предосторожности тут многовато арбалетов, – заметил Талал.

– Да. Действительно. Чо Мина нельзя упрекнуть в небрежности.

– А с ней что? – спросил Рук, когда Коземорд повернул ключ в замке и плечом отворил тяжелую дверь.

– С кем?

– С той Достойной, что сбежала.

– Ах с этой. Ее нашли на каком-то чердаке на Золотом берегу, – бодро ответил Коземорд. – Вытащили на площадь и отдали на растерзание… твердым в вере гражданам Домбанга.

Такая история должна была послужить действенным предостережением, и все же, оказавшись на причале с погребальными ладьями, Рук невольно прикидывал. В отличие от беглянки, если бы удалось захватить тот или другой челнок, им с Бьен не пришлось бы прятаться по чердакам. Хоть немного оторвавшись от погони, они уйдут в дельту, куда не посмеют сунуться за ними домбангцы.

К сожалению, стража явно не позволила бы им уйти. Чо Мин расставил своих людей редкой сетью: четверо расположились на конце причала, остальные перекрыли все выходы на илистые отмели по сторонам. Арбалеты они держали у плеча, в готовности расстрелять взятых на прицел при малейшем подозрительном движении. Руку от одного их вида делалось не по себе. Ошибка, случайно дрогнувший палец, и один, а то и все они – покойники. Побег придется отложить.

– Да, – сказал, обращаясь к нему, Коземорд, – и нет.

Рук не сразу понял, что это ответ на его недавний вопрос.

– Мы возьмем челн, но в несколько необычной манере. – Он указал на ближайшую ладью. – Если вы шестеро будете так любезны поднять ее из воды…

– Поднять, – повторил Мышонок таким тоном, словно с первого шага по причалу того и ждал.

– Поднять, – поощрительно кивнул ему Коземорд.

Длиной ладья была в три человеческих роста, но узкая и крепко сбитая. Распределившись на краю причала, они без особого труда вынули лодку из воды. Тупица распоряжался, Чудовище без устали бранилась. Однако, когда лодку хотели опустить на доски, Коземорд покачал головой.

– О нет, мои прекрасные воители! Так вы повредите киль. К тому же мы еще даже не начинали.

Они застыли с лодкой на руках, не зная, что с ней теперь делать. Между тем Коземорд, опершись на перила, на диво ловко запрыгнул внутрь. Бьен с Тупицей пошатнулись под тяжестью. Мышонок натужно закряхтел, а Рук чуть не выпустил заскользивший между пальцев борт. Впрочем, не выпустил: вовремя проснулись все старые навыки – тех времен, когда он мальчишкой проводил дни с вуо-тонами, то и дело выскакивая из долбленок-каноэ, чтобы перетащить их волоком, перевернуть, выправить, – и он изловчился, подставил под скользкое днище бедро, перехватил и удержал лодку. Талал, Мышонок и Чудовище, хоть и сгибались под ее тяжестью, тоже сдюжили, а Тупица и Бьен быстро утвердились на ногах.

– А теперь, – Коземорд, открыл красный зонт и прислонил его к перилам, после чего поерзал, устраиваясь в тени, и откинулся на сиденье, – на Арену!

– Ни хрена себе шуточки, – пробормотала Чудовище.

– Я не меньше всякого люблю добрую шутку, – покачал головой Коземорд, – но сейчас, заверяю вас, не шучу.

– Перевернутую нести было бы легче, – заметил Рук.

Коземорд рассмеялся:

– Я, как ваш мастер, наметил себе множество целей. Однако среди них, к моему прискорбию, отсутствует цель облегчить вам жизнь.

– Облегчить! – горестно покачала головой Чудовище.

– Чем дольше мы тут препираемся, – проворчала Бьен, – тем дольше придется держать лодку. Давайте уже на Арену.

Рук кивнул, перехватился так, чтобы держаться не за край, а за перемычку скамьи, и, выждав, пока другие последуют его примеру, двинулся с места.

Они пронесли погребальную ладью по причалу, через широкую площадку перед Ареной, сквозь большие ворота, затем – по длинному коридору, который сквозь дверь поменьше снова вывел их на солнечный свет и на влажный песок боевого круга. Над ними возвышались трибуны, оставляя на виду только неровный овал дымного неба. На деревянных скамьях сейчас сидело лишь несколько пьяниц, стайка маленьких оборванцев да горстка игроков, подсматривающих за поединками в расчете сделать более верную ставку в святые дни.

– Вот где это будет, – тихо выдохнула Бьен.

Раньше они смотрели на круг сверху. С земли он виделся иначе. Руку примерещилось, будто Арена их проглотила.

– Арена освящается кровью отважных, – согласно отозвался Коземорд.

Рук попытался представить, каково будет сражаться в этом тюремном дворе; драться насмерть под вопли тысячи людей, вскакивающих на скамьи, осыпающих бранью, подбадривающих, грохочущих ногами по дощатому настилу. Бороться с крокодилами и выслеживать ягуаров в безлюдной дельте совсем не то, что бороться, убивать и умирать под множеством взглядов.

– Она уже достаточно свята, чтобы опустить на нее эту заразу? – прервал его размышления голос Чудовища.

– Опустить? – с поддельным изумлением ответил ей Коземорд. – Опустить! Дражайшее Чудовище,