взгляд – испуганный, но твердый. Она чуть заметно покачала головой.

Это легкое движение резануло его острее ножа: напомнило, как низко он пал после пожара в храме. Пятнадцать лет он силился стереть кровавые пятна своей молодости, морил голодом ту часть себя, которую готовили для охоты и убийства. И поверил, что перерос зверя из дельты.

Ошибся. Как же он ошибся!

Одно дело – сносить брань и издевки, изредка перетерпеть побои, сдержав в себе дикаря. Но когда речь зашла о жизни – своей и Бьен, вера в Эйру испарилась, словно вода с причала в жаркий день. Он снова готов был рвать и терзать, крушить кости, вцепляться в мягкое горло…

Рук перевел дыхание, закрыл глаза, разыскивая в себе осколки любви к этим людям с арбалетами и копьями. Что там он твердил старому свидетелю вуо-тонов?

«Я теперь жрец Эйры и могу дать только любовь».

Сейчас в его жилах кипела только черная ярость.

– Ах!

Открыв глаза, Рук обнаружил, что Коземорд успел подняться с места. Задрав на себе рубашку, он рассеянно почесывал волосатый живот и широко улыбался стражникам. Известие, что среди них есть лич, его как будто ничуть не обескуражило.

– Нас посетил… неустрашимый капитан Гон!

Капитан обернулся к нему.

– Мне доложили, что утром он покидал барак.

– Как видите, – ответил Коземорд, – далеко он не ушел.

– Вы обязаны следить за мерзавцем.

Коземорд оттопырил губу, погладил бороденку.

– Нет, капитан. Боюсь, здесь имеет место… недоразумение. Удерживать Достойных в пределах двора – ваша обязанность, а также других усердных стражей. Я же должен подготовить их к… восхождению на высоты благочестия.

– Что за херня? – тихо буркнула Чудовище.

Рук мог бы спросить то же самое, только ответ был ясен и так. Стражники искали не Бьен – они пришли за Талалом. У него отпустило сведенный живот, черная ярость отчаяния медленно вытекала из сердца.

– Я не лич, – спокойно ответил отвернувшийся наконец от окна кеттрал. – Третий раз объясняю.

Ни арбалетчиков, ни копейщиков его заверение не успокоило. На него смотрели как на готовую к броску ядовитую змею.

– Стало быть, ты не против выпить? – угрюмо проговорил капитан, протягивая ему бутылку.

«Адаманф», – понял Рук.

В тех редких случаях, когда личей представляли на суд, их непременно опаивали адаманфом. Очевидно, темная крепкая настойка лишала их силы.

– Против. – Талал словно не замечал нацеленных ему в грудь болтов. – На вкус чистая моча.

Кеттрал взял у капитана бутыль, опрокинул ее в себя, поморщился и вернул пустую.

– Знаете ли, сказки это, про личей среди кеттрал, – заметил он.

– Верховные жрецы считают иначе.

– Ваши жрецы понимают в кеттрал не больше, чем я в ваших Троих.

Капитан скрипнул зубами – видно, не знал, расценивать ли сказанное как богохульство.

– Пока ты здесь, – прорычал он, решившись, – будешь пить.

Аннурец только плечами пожал.

Когда стражники вышли. Коземорд с явственным кряхтеньем опустился на стул. Некоторое время длилось молчание.

Наконец Чудовище не выдержала.

– Так ты сраный лич?

– Который раз говорю: нет, – устало покачал головой Талал. – Кеттрал, как все, ненавидят личей.

Мышонок смотрел на него с опаской, и Чудовище привстала с места. Даже Тупица сдвинул шляпу на лоб, чтобы следить за происходящим. Бьен круглыми глазами смотрела на аннурца, и рот приоткрыла, словно готова была закричать.

– Приношу извинения, – заговорил Коземорд, – что не уведомил всех заранее. Последние дни выдались столь… насыщенными…

– Извинения сам знаешь куда засунуть, – сплюнула Чудовище. – Вот этого, как раз этого дерьма нам и не хватало!

Талал ответил взбешенной женщине спокойным взглядом.

– Они напуганы. Жрецы. И стражники. Они в первый раз захватили кого-то из наших. Скажи им кто, что у меня растет вторая голова, они поверят.

– Так о том и речь! – Женщина взбудораженно размахивала руками. – Мы тут пытаемся всех убедить, что мы… как там его, Тупица?

– Заурядны, – подсказал тот. – Незначительны.

– Вот, заурядны! Мне насрать, лич ты или не лич. Беда в том, что они… – Чудовище ткнула пальцем на двор за окном, – они в это поверят. И навалятся на тебя. А с тобой и на нас.

Руку, при всей серьезности положения, было легко, едва ли не весело. Итак, вовсе не за Бьен они приходили. И можно еще хоть день не спускать с цепи беснующегося в нем хищника.

– Слушайте, – заговорил он. – Может, Кочет и нас порвет в клочья. Может, через неделю нас здесь не будет, и вы снова канете в безвестность.

– Если вы не протянете и недели, это дурно отразится на мне, – строго возразил Коземорд. – Очень неблагоприятно. Я уже потерял в этом году троих. Мне придется… удвоить старания.

– Да чтоб тебя! – закатила глаза Чудовище.

– Какие старания? – насторожилась Бьен.

– По вашей подготовке, – ответил он. – Возможно, за множеством новых впечатлений вы запамятовали, что я – ваш мастер.

Рук и вправду запамятовал. Ничто в этом человеке не наводило на мысль, что он хоть малость разбирается в боях, убийствах и способах выживания. Немудрено, что он успел потерять половину своих воспитанников, хоть и неутешительно для тех, кому предстояло их заменить.

– А теперь, когда нас снова шестеро, – провозгласил Коземорд, – полагаю уместной лодочную прогулку.

Рук обвел глазами остальных и обнаружил, что те ошарашены не меньше него.

Чудовище залила в себя еще глоток квея, но смотрела при этом только на мастера.

– Лодочная прогулка – это охрененно приятно, даже не верится.

– Приятно? – Коземорд довольно долго обдумывал сказанное. – Да… Полагаю, это зависит от ваших отношений с лодками.

– С какими лодками? – насторожился Рук.

– Вероятно, проще будет показать.

* * *

– Это, – Коземорд обвел рукой негромко постукивающие о причал челны, – погребальные ладьи.

Ладьи были и прекрасны, и печальны: стройные, с высоким острым носом и черной лаковой кормой, обитые черным бархатом, укрытые черными полотняными балдахинами. На утреннем солнце блестели бронзой уключины и украшения.

– Тех, кому выпала… глубокая честь пасть на Арене в святые дни, обмывают, переносят на эти причалы, укладывают в эти челны и, выведя их в дельту, сжигают на священном острове.

– Та еще честь, – буркнула Чудовище. – Загонят в протоку да спалят.

– Все лучше, чем гнить в вонючем омуте, – пожал плечами Тупица.

– Да ну? – не поверила женщина. – Мертвец есть мертвец.

– Мертвый, – подытожил Мышонок.

Рук не обратил внимания на их перепалку.

– И мы возьмем такую? – спросил он, старясь выдерживать ровный и даже скучливый тон, но при этом внимательно присматриваясь к челнам и поглядывая через плечо.

На выходе со двора Коземорд еще раз предостерег их от побега.

– Некоторые Достойные, – сообщил он, извлекая из-за пазухи подвешенный на шнурке ключ, – впервые покидая двор, предпринимают… как бы это сказать… безрассудные и