сами.

Киль указал на теснившиеся друг к другу деревянные строения по другую сторону тропы.

Сдвигая дверную щеколду, Гвенна была готова к нападению. Соленго встретил их лишь солнцем и теплым бризом, но ее преследовало предчувствие беды. Она потянулась к рукояти меча, схватила пальцами воздух за плечом и, словно кол в груди, ощутила пустоту.

– Кажется, тут вполне безопасно, – сказал историк, заметив ее движение.

– Безопасно нигде не бывает, – отозвалась Гвенна и толкнула дверь.

Вопреки предчувствиям, из теней не выпрыгнуло завывающее чудище. В доме обнаружилась аккуратно застеленная кровать с набитыми пером подушками в изголовье. Напротив стоял стол с масляным светильником, и под ним – деревянный сундук. Она откинула крышку – до краев наполнен опрятно сложенной одеждой. У двери ждут глиняные горшки. С балки под потолком свисают сухие травы и цветы. Пол покрыт ковром тонкой работы. На полке ящичек с пахучими травами, рядом свиток с чернильными записями на незнакомом языке.

Она остановилась посреди темноватой комнаты, медленно повернулась по кругу, обвела все глазами. Что-то шевельнулось в углу – Гвенна дернулась, занесла кулак и разглядела уставившуюся на нее блестящими глазками крысу. Грызун оскалил зубы.

– И тебя туда же, – буркнула Гвенна.

Сердце скреблось у нее в груди, как зверек в клетке.

Она глубоко вздохнула, закрыла глаза: запах влажной кровли, курительной смеси из кувшина на полке и даже тусклый запах засохшего букета на столе. Сквозь все это проникали запахи моря, соли, земли. Снаружи хлопали двери – мужчины осматривали остальные дома. По голосам судя, ничего интересного пока не нашли. Пустые дома, ни души…

– Как будто однажды утром все просто встали и ушли, – бормотал Дхар.

– Тот молот рядом с лодкой, – покачала головой Гвенна. – Кровь. Несколько человек сопротивлялись, остальных застали врасплох. Вопрос в том, что с ними.

– Отчасти ответ уже есть. – Киль стоял в дверном проеме, наполовину в тени, наполовину на свету.

– Вы нашли людей? – обернулся к нему Дхар.

– В некотором роде. Нашли тела. Двадцать два тела на площади.

Гвенну при слове «тела» пробрала дрожь – представились трупы на палубе «Зари» после боя. Она заставила себя внимательно смотреть на историка и думать о насущном.

– Вы про тела не говорили.

– Вот теперь говорю.

– Надо было сказать, как только мы сошли с гребаной палубы.

Киль изучал ее, словно запись на незнакомом языке. Его взгляд почти можно было назвать озабоченным. Нет, не озабоченным…

– Небольшая отсрочка ничего не меняет, – ответил он после паузы.

– Как они погибли? – спросил Дхар.

– Лучше посмотрите сами.

От подъема по каменным ступеням через селение у Гвенны заныли мышцы. Она и не сознавала, как занемело тело от сидения в тесной каморке. Простое дело – идти, а бедра ныли, сухожилия тянуло на каждом шагу, суставы кололо иглами. Она оглянулась на Киля, потому что в голову пришла новая недобрая мысль.

– А та… болезнь, о которой вы говорили? Менкидокская порча. Не она ли сюда добралась?

– Ее мы бы почувствовали, – покачал головой Киль.

– Вы умеете ее чувствовать?

Он кивнул.

– На что это похоже?

– Сначала на опьянение без путаницы в мыслях; самоуверенность, чувство всесилия, приподнятое настроение. Некоторые исследователи описывают половое возбуждение, другие – желание нестись стрелой, покрывая милю за милей. Более образованных одолевало желание погрузиться в сложные математические рассуждения в уверенности, что им сейчас посильно не дававшееся всю жизнь доказательство.

– А как насчет безумия? И чудовищ?

– Это, – ответил Киль, – приходит позже.

– Вы рассказываете о якшма, – вставил Дхар.

Историк кивнул, будто слово было ему знакомо. Гвенна же покачала головой.

– Что-что?

– Якшма. Это… поломка этой земли. Болезнь. От якшма появились габбья.

Гвенна всмотрелась в его лицо:

– Что вам об этом известно?

– Только это, – покачал головой капитан. – Менкидок болен. Удалившийся от побережья накликает на себя беду.

Гвенна не успела ему ответить, как ступени вывели на ровное место. Киль провел их между домами на главную площадь селения. Видно, жители Соленго гордились своим городком. На площадь выходили крытые пальмовыми листьями рыночные навесы. В тени стояли лавки из располовиненных в длину бревен. Затейливый узор мостовой из черных и белых камушков напомнил Гвенне круги на тихой воде. Изящный мостик выгибался над протекавшим через площадь ручьем. Легко представлялось, как ребятня плещется в воде, а родители болтают, опершись на перила. Казалось бы, хорошо расти в таком месте, приятно здесь жить.

Если бы не висящие на стенах тела.

Бхума Дхар еле слышно бормотал что-то: может, проклятия, а может, молитву.

Больше двадцати тел, раздетых догола и привязанных к стенам домов.

«Нет, – поправила себя Гвенна, – не привязанных. Пригвожденных за поднятые над головами запястья».

Казалось, мужчины и женщины тянутся за чем-то, никак не дающимся в руки. У Гвенны скрутило живот, но рвота не подступала к горлу.

– Они не пахнут, – пробормотала она.

Она должна была их почуять, едва выйдя на палубу. Эта площадь – как маленькая бойня. Должна была учуять еще с корабля, будь он проклят!

– Это потому, что они не разлагаются. – Киль указал ей на ближайший труп. – Обескровлены. Полностью.

Гвенна подошла к убитому. Да, историк прав. Плоть сморщилась, ссохлась, темная кожа задубела, как старое седло. Вокруг того, что осталось от глаз, гудели мухи, но в остальном – никаких признаков разложения. Ей вспомнились пучки сухих трав под крышей домов внизу.

И только вблизи она заметила солнце.

Во всяком случае, так это выглядело – выпуклое солнце в две ее ладони на груди мертвеца. Словно обезумевший татуировщик раз за разом погружал кончики игл в темную кожу… Нет. Гвенна погладила проколы ладонью. Не игл, а крючков, растянувших и кожу, и мышцы под ней.

Посередине круга, прямо над солнечным сплетением, она заметила прокол и нажала на края большими пальцами. Кожа заскорузла, но все же раскрылась, как гневный рот. Гвенна вводила палец в отверстие, глубже, глубже, пока не наткнулась на что-то – может быть, сердце. Палец остался чистым, не считая нескольких бурых хлопьев, похожих больше на ржавчину, чем на кровь. Этому человеку вскрыли грудь и слили кровь прямо из сердца.

Она присмотрелась к рисунку солнца. Что-то ей напоминал этот шрам – что-то, виденное…

– Почему не в оковах?

Окрик сбил ее с мысли. Гвенна повернулась к шагающему через площадь Джонону, взглянула в суровое лицо красавца-адмирала.

– Я могу за нее поручиться, – сдержанно ответил Киль.

– Мои приказы, – покачал головой Джонон, – должно исполнять независимо от ваших капризов, историк.

– Приношу извинения, первый адмирал, – кивнул Киль. – Я спешил доставить их как можно скорее.

Адмирал явно хотел что-то добавить, но передумал и резко обратился к Бхума Дхару: