крокодильих желудков?

– Ваши верховные жрецы…

– Не мои жрецы, – напомнил ему Рук.

– Домбангские верховные жрецы, – кивнул Талал, – усердно чистили город, но он слишком велик, все не выскребешь. После завоевания двести лет не могли вывести культа Троих, а теперь уцелело немало сочувствующих империи. Конечно, они вынуждены скрываться, но наше дело было их отыскать и обучить всему необходимому для сопротивления.

– А вуо-тоны тут при чем?

– Мы с них начинали. Решили, учитывая их… натянутые отношения с Домбангом, что они могли бы составить ударный кулак сопротивления. Мы у них побывали, проверили.

Рук опешил.

– С воздуха их куда легче найти, – виновато пояснил кеттрал.

Рук задумался, пытаясь представить. Домбанг хранили от внешнего мира лабиринты проток дельты, и те же лабиринты скрывали вуо-тонов от Домбанга. В тысячах ветвящихся русел мог разобраться лишь тот, кто среди них вырос. Руку и в голову не приходило, что не всякому есть нужда разбираться. Небрежность, с какой Талал упомянул визит к вуо-тонам, показалась ему в чем-то оскорбительной.

– И сколько нужно, чтобы перелететь дельту от края до края на вашей птице? – спросил Рук.

– Смотря с какой скоростью лететь. Вуо-тон мы искали не одну неделю – тростники и с воздуха перекрывают обзор, но если напрямик… От восхода до полудня запросто долетишь.

До Рука дошло не сразу. «От восхода до полудня запросто». Задай он тот же вопрос любому жителю Домбанга, тот бы ответил: «Вовсе не долетишь». Что там – добраться до края. Большинство погибло бы еще в виду города.

Его накрыло головокружение. Конечно, он не впервые задумывался о внешнем мире. До восстания в Домбанг каждый день заходили моряки, рассказывали о дальних портах, о городах с непривычными названиями: Ганабоа, Сарай-Пол, Мирейя. Он знал, как велика Аннурская империя, знал, что и за ее пределами есть земли. Но для него весь мир составляла дельта с Домбангом посередине и протянувшимися во все стороны зарослями камыша. Несколько раз он добирался туда, за камыши (просто проверяя, есть ли им конец), ступал ногой на твердую землю, бросал взгляд на огромные деревья – и поворачивал назад. Все, что дальше того, представлялось ему тонкой расплывчатой кромкой.

До сих пор.

Он попробовал увидеть дельту глазами Талала: крошечной буро-зеленой заплаткой, пригоршней грязи. Если Ширван ее затопит, зальет все острова, смоет все живое… тысячи, миллионы людей о том и не узнают. В этот миг он с трудом понимал, зачем все это нужно: Арена, восстание, святые дни, Трое, даже его собственная жизнь.

«От восхода до полудня запросто…»

Он помотал головой, разгоняя туман:

– Какое вам дело до Домбанга? Что в нем Аннуру?

– Здесь важный порт. Необходимое звено между речной торговлей по Ширван и океанскими судами Железного моря. – Аннурец пожал плечами. – А мятежи угрожают империи. Добьется свободы один народ, и вдруг десятки государств и городов вспомнят о древней гордости и призовут к борьбе за независимость. Иногда призывами не ограничиваются.

– А вы… – тихо заговорил Рук, – вы, кеттрал, отбиваете у них охоту к таким призывам.

– У кого отбиваем, – не смутился Талал, – кого убиваем.

Темноту прорезала летучая мышь – маленькая, обычной на болотах породы, – пролетела так близко, что Рук мог бы ее схватить.

– Тебе не приходило в голову, той ли стороне ты служишь?

– Тому, кто об этом не задумывается, нельзя давать в руки ничего острого.

– И все же ты здесь.

Талал кивнул.

– Почему?

– Ты уже спрашивал, – напомнил солдат.

– Я спрашивал про кеттрал. А теперь спрашиваю о тебе самом.

Талал долго смотрел на Рука, потом перевел взгляд на фонарики вдоль стены, на расхаживающих между огоньками людей, а может быть, на замазанные копотью звезды в небе над стеной.

– Решил, что так будет правильно, – ответил он наконец.

– Убивать тех, кто с вами не согласен? Убивать за стремление к свободе?

– Ваша свобода, – тихо напомнил Талал, – сожгла твой храм. И убила твоих единоверцев. Аннур двести лет ничего подобного не допускал.

– Аннур двести лет вскармливал ненависть, которая подвигла их нас убить.

– Может, так, а может, и не так. В дельте очень давно приносят в жертву людей. Не менее тысячи лет до прихода Аннура.

– До прихода Аннура, – угрюмо возразил Рук, – все было иначе. Люди доброй волей отправлялись на встречу с богами. Честь погибнуть в дельте выпадала самым быстрым и отважным. Ваша империя, загнав веру в подполье, изуродовала ее. С тех пор и стали ловить на улицах сирот и подбирать пьяных. Извращенный культ принесла сама империя.

Талал кивнул так, словно слышал этот довод не в первый раз и успел обдумать.

– У каждого народа есть легенды о золотом веке. Когда все было иначе. Лучше. Благороднее. Только, странное дело, этот золотой век всегда оказывается в прошлом и затмевается какими-то недавними бедствиями. Ты уверен, что двести лет назад Домбанг был лучше нынешнего, но вернись на двести лет в прошлое, и ручаюсь, люди там точь-в-точь как мы. Такие же злые, бестолковые, испуганные. И так же уверены, что не поспели к золотому веку, который закончился сто лет назад, или пятьсот, или тысячу… – Он отвернулся от звезд, взглянул на Рука. – Я, чем поклоняться прошлому, стараюсь что-то сделать с настоящим.

– Убивая людей…

– Некоторых людей надо убивать.

От спокойствия, с которым он это сказал, пробирал озноб. В словах не было ни гнева, ни бахвальства. Если что и было, так сожаление, что все обстоит так, а не иначе.

– Моя богиня, – ответил Рук, – с этим не согласится.

– Твоя богиня, может, и нет. А ты?

– Я – жрец любви.

– Этот жрец любви, сдается мне, немало вложил в защиту культа Трех. – Талал снова кивнул на татуировки. – Жрец любви, расписанный чернилами вуо-тонов. Жрец любви, мгновенно реагирующий на угрозу, как умеют только кеттрал. Да и то не все…

Рук ответил на его пристальный взгляд.

– Кем ты был, пока не стал солдатом?

– Я всегда был солдатом.

– Ну а я не всегда был жрецом.

– Я догадался.

– Но, как ты сам сказал, прошлое есть прошлое. Теперь я жрец.

– Нет, – рассудительно ответил Талал, – теперь ты пленник, такой же, как я. И с каждым днем мы все ближе к тому, чтобы стать трупами.

Рук хотел уже кивнуть, но спохватился и взглянул с подозрением.

– Почему ты пленник?

Талал, шевельнув бровью, взвесил на руке чугунный шар.

– Нет. Если кеттрал сумели отыскать Вуо-тон, подлететь к нему на птицах, могли бы и тебя отсюда вытащить. Почему за тобой не вернулись?

Солдат замялся и покачал головой:

– У нас нет птиц.

– На Пурпурные бани вы налетели на птицах.

– На птице. Одной. Она погибла в