— Я с самого начала был против того, чтобы вы во всемэтом участвовали. Матюша старый дурак и пьяница! — сердито добавил он,потом обнял меня и осторожно поцеловал.

Я отстранилась, но совсем не потому, что он был мненеприятен.

— Я хочу остаться, — сказала я тихо. — Надопривести могилу в порядок.

Прохоров возражать не стал. До рассвета мы так и просидели вмашине. Когда солнце поднялось над рекой, мы отправились на кладбище. Могилавыглядела ужасно — крест наклонился, загубленные цветы, перемешанные с землей,вызывали острую жалость. Кое-как мы смогли привести могилу в порядок, чтобы уместных жителей, заглянувших сюда, не возникло вопросов, а заодно не пошла гулятьпо округе легенда об оживших мертвецах или гробокопателях.

Вернувшись в квартиру Прохорова, я сразу же позвонила маме.Я не знала, как начать разговор с ней, но она почувствовала мое состояние ииспуганно спросила:

— Что случилось?

Ощущение было такое, будто я ступаю по тонкому льду, которыйидет трещинами. Еще шаг — и я окажусь в ледяной бездне.

— Мама, кто-то раскопал могилу отца.

— Что? Я не понимаю.

— Мама, ты должна мне кое-что объяснить.

— Я? Славик, что там у вас происходит? Я завтра жевыезжаю…

— Гроб был пустой, — перебила я. — То есть внем были только камни. Ты ведь знала об этом?

— О, господи… Бабке сообщили?

— Мама, объясни…

— Ради бога, успокойся. — Она глубоко вздохнула, акогда опять заговорила, голос ее дрожал:

— Не уверена, поймешь ли ты… Ты знаешь, как твоя бабкалюбила сына, твоего отца. Она не могла смириться с его гибелью. Она ничего нехотела слышать и ждала его. Каждый день ждала. Иногда я даже думала: онаспятила. А ведь никакой надежды уже не осталось. И я решила: если было бы место,куда она могла прийти, поплакать о нем.., если бы она знала, где он похоронен…

— Но как тебе это удалось?

— Прошло пять лет, все считали его мертвым… Не думай,что мне было легко. В общем, удалось. Надо было оформить тебе пенсию, мневыдали свидетельство о его смерти, и я.., я отговорила бабку ехать наопознание, сказала, что все сделаю сама. Она мне поверила. И в конце концовсмирилась с его смертью. Я хотела, как лучше. Для всех. Она знает? —спросила мама тихо.

— Нет.

— Но кому вздумалось вскрывать могилу? — немногоуспокоившись, спросила она.

— Понятия не имею.

— Ты чего-то не договариваешь. Мне приехать?

— Может быть, позже.

— С тобой все в порядке?

— Да. Езди не считать… Значит, никого из них так и ненашли?

— Никого. Твой отец погиб, и где его могила, мы уженикогда не узнаем. С этим надо смириться. Ты меня слышишь?

— Конечно, мама.

Она продолжала допытываться, кому могло прийти в головураскопать могилу, и как об этом, мягко говоря, странном событии узнала я. Потомспросила, приведена ли могила в порядок, напомнила о необходимости держать всев тайне от бабки. В свою очередь, я на ходу сочинила историю, что кто-то изместных заметил возню на кладбище и поднял тревогу, это спугнулозлоумышленников, а утром сельский участковый позвонил мне. Вряд ли ееудовлетворил мой рассказ, но она решила не настаивать. Теперь вопросов у менястало еще больше. Хотя вроде бы все ясно: мама из лучших побуждений устроилапохороны исчезнувшего мужа, а бабка, должно быть, о чем-то догадывалась, номолча приняла правила игры.

Прохоров наблюдал за мной, сидя в кресле. Разговор потелефону он слышал. Прошло уже полчаса, а он не сказал ни слова.

— Я, пожалуй, лягу спать, — бросила я, удаляясь всвою комнату.

«Почему я так напугана? — ворочаясь в постели, пыталасья найти ответ. — Ведь, кажется, все логично, поступок моей матери вполнеобъясним. Так что же мучает меня? Я должна поговорить с бабушкой, — понялая. — Вот что меня пугает. Не сам разговор. Нет… У мамы все эти годы быласвоя тайна, а бабка, возможно, молчала о другой». Тут я с удивлением поняла,что готова разрыдаться, и в самом деле заплакала. Я плакала об отце, которогоникогда не знала, чья жизнь и чья смерть остались для меня загадкой.

Из тяжких раздумий меня вывел звонок мобильного. Мужскойголос звучал весело и нагловато.

— Ярослава Анатольевна?

— Господин Мухин? — ответила я. Это была лишьдогадка, но она оказалась правильной.

Собеседник на мгновение замолчал, должно быть, собирался смыслями.

— Прошу меня извинить за то маленькое недоразумение,что произошло сегодня.

— Это недоразумение, как вы выразились, уголовнонаказуемо.

— Но вы не заявили в милицию? Уверен, вы не хотите,чтобы там кое-что узнали?

— Если вы вздумали меня шантажировать, труд напрасный.

— Ярослава Анатольевна, — преувеличенно ласковозаговорил он. — Уверен, мы могли бы договориться. Скажите честно, они былитам? Я прав? Все эти годы они преспокойно хранились… Я вам заплачу хорошиеденьги.

— Вот как? За Матюшин кинжал, я полагаю?

— Он ведь у вас?

— В прокуратуре. Вы вломились в мою квартиру, довелиподругу до больницы…

— Это надо доказать, — перебил он строго. —Давайте решим дело полюбовно. Я не собираюсь вас обманывать и действительноготов…

— Вы зря старались. Кинжал в прокуратуре.

— Да бросьте вы! Так я и поверю, что вы отдали его,зная, сколько он стоит.

— А он ничего не стоит. Кинжал — подделка. Матюшаизготовил его по рисунку моего прапрадеда. Не верите мне, справьтесь впрокуратуре.

Теперь Мухин замолчал надолго.

— Если это так, зачем он отдал его вам?

— На память об отце, естественно. А вы что подумали?Матюшу вы убили напрасно.

— Да вы с ума сошли! — возмутился Мухин, причемвозмущение его показалось совершенно искренним. — Зачем мне было егоубивать? К тому же в ваших словах нет логики: если кинжал подделка, он быхорошо заработал, всучив его мне. Но не это главное. Вы ведь были на кладбище?Значит, кинжалы хранились там?

— Помилуйте, это вовсе никуда не годится, —хихикнула я.