— И мне так хорошо здесь.

Вечером они устроили тихий обед на двоих, и Ник сам уложилсына в постель. Ему надо было о многом поговорить с мальчиком, но сейчас этомогло подождать. В субботу они катались на коньках в Центральном парке, а потомпошли в кино и ели гамбургеры. Все это очень отличалось от их прежней жизни, вих отношениях исчезла легкость привычного сосуществования, но Ник все равно былрад. А в воскресенье он сказал сыну то, что откладывал два дня. Они несколькораз возвращались к Пёрл-Харбору и к тому, что это означает для СоединенныхШтатов, но лишь в воскресенье днем Ник сообщил, что уходит в армию.

— Ты? — Джонни посмотрел на него с изумленнымвидом. — Ты хочешь сказать, что пойдешь сражаться с японцами?

Ник кивнул.

— Не знаю, куда меня пошлют, Джон. Могут послать кудаугодно.

Мальчик задумался, а потом поднял на отца глаза.

— Это значит, ты снова уедешь, как тогда вПариже. — Он не стал напоминать отцу о том, что тот обещал никогда большене бросать его, но Ник все равно увидел укоризну в его взгляде. И вдруг,несмотря на то что весь мир перевернулся вверх ногами и что Гавайи подверглисьавианалету, Ник ощутил вину за то, что записался добровольцем. Потому-то он извонил Уильямсу. Как глава крупнейшего промышленного предприятия страны, он могполучить броню. Но этого Ник не хотел, он хотел идти сражаться за свою страну.Сына у него отняли, и он решил уехать от всего этого — от Хиллари, от судебныхзаседаний, от мучений, связанных с апелляцией, и даже от этой укоризны в глазахсына за то, что Ник не смог удержать его. Бродя по лесам Массачусетса, Никпонял, что нуждается в радикальных переменах, и, как только услышал оПёрл-Харборе, сразу понял, что должен идти воевать. Он звонил Рузвельту, чтобыпоставить президента в известность и ускорить процесс зачисления в армию. Онпереговорил с Бреттом и попросил того возглавить «Сталь Бернхам», пока онотсутствует. Только Бретту можно было доверить фирму. И поскольку тотсогласился, путь свободен.

— Когда ты уезжаешь, папа?

Джонни задал этот вопрос совсем как взрослый человек. Запоследние месяцы ему пришлось немало повидать, и он сильно повзрослел.

— Не знаю, Джонни. Возможно, не сразу — все зависит оттого, куда меня пошлют. — Джонни обдумал ответ отца и кивнул. Но весьостаток дня был омрачен, и Ник был вдвойне рад тому, что не стал говорить Джонуоб этом раньше.

Даже Хиллари обратила внимание на подавленное состояниемальчика, когда Ник его привез. Она посмотрела на Джонни, потом перевела взглядна Ника и спросила:

— Что случилось?

— Я сказал ему, что ухожу в армию.

— В морскую пехоту? — изумленно спросила Хиллари,и Ник кивнул. — Но ведь ты уже отслужил.

— Наша страна вступила в войну, или ты не слышала обэтом?

— Но ты не обязан идти в армию. Ты освобожден отвоенной службы.

Ник заметил, что Джонни с интересом прислушивается к ихразговору.

— У меня есть долг перед страной.

— Ты что, считаешь, я сейчас начну распевать«Звездно-полосатый флаг»?

Ник проигнорировал замечание Хиллари и склонился, чтобыпоцеловать сына.

— До свидания, Джон. Я позвоню тебе завтра. — Ондолжен был явиться в Квантико, штат Виргиния, во вторник, после чего ему предстоялидве полные забот недели. Он уже давно числился в резерве, поэтому ему не надобыло проходить переподготовку, и он возвращался в армию в том же звании майора,в котором когда-то покинул ее.

Вечером, вернувшись к себе, Ник задумался: неужто Хиллариначнет внушать Джону, что он не должен идти на фронт? Что это глупо. Что тогдаподумает мальчик? Что отец его попросту бросил. И Ник вдруг снова ощутилстрашную усталость, потом попытался выкинуть эти мысли из головы и, вернувшисьв кабинет, решил заняться делами. До вторника надо было многое сделать.

Когда во вторник утром Ник явился на военную базу вКвантико, он поразился, как много добровольцев возвращалось обратно в армию. Онвстретил нескольких знакомых из числа резервистов, а вокруг стояли еще легионымолодых людей, записывавшихся добровольцами. Надев форму, Ник даже удивился,насколько удобно он себя в ней почувствовал. Он прошелся по коридору, икакой-то нервный юноша, вскочив, обратился к нему, назвав его полковником.

— Это генеральские погоны, сэр! — Рявкнул на негоНик, пытаясь сдержать смех, и юноша чуть не описался от страха.

— Да, сэр! Генеральские! — Свежеиспеченныйсолдатик исчез, а Ник, улыбаясь, завернул за угол и натолкнулся на старогоприятеля, который наблюдал эту сцену.

— Как тебе не стыдно. Эти ребята такие же патриоты, каки ты. А может, и больше, чем ты. Решил развлечься после трудовой недели вофисе? — С этим человеком Ник учился в Йеле, потом тот получил адвокатскуюпрактику, а много лет спустя они вместе стали резервистами.

— А с тобой что случилось, Джек? Неужто тебядисквалифицировали?

— Естественно, как бы я иначе оказался здесь? —Оба рассмеялись и двинулись вдоль по коридору. Им предстояло получитьпредписание относительно места службы. — Хотя должен тебе признаться,вчера ночью я решил, что я все-таки идиот.

— Я знал это, еще когда ты был в Йеле. Ты ничего неслышал, куда нас могут послать? — Ник посмотрел на приятеля.

— В Токио. В гостиницу «Империал».

— Звучит неплохо, — улыбнулся Ник. Было странно вновьоказаться в военной среде, но вовсе не неприятно. Накануне вечером Никразговаривал с Джонни, и ему показалось, что мальчик наконец понял его. Болеетого, в голосе Джонни слышалась гордость за отца, и это принесло Нику огромноеоблегчение.

Ник и Джек отсалютовали девушке-лейтенанту, вручившей имназначение, и девушка улыбнулась им в ответ. За всю неделю она еще не виделатакой симпатичной пары, и, хотя на левой руке Джека Эймса поблескивалообручальное кольцо, она успела заметить, что у Ника Бернхама такового не было.

— Их надо вскрыть при вас, лейтенант? Или можноподождать?

— Как вам угодно, главное, чтобы вы вовремя оказалисьна месте.

Девушка улыбнулась, и Джек с нервной ухмылкой первым раскрылконверт.

— Победитель получает… черт. Сан-Диего. А у тебя, Ник?

Ник раскрыл конверт и взглянул на небольшой листок.

— Сан-Франциско.

— Ну а потом уже в Токио, да, моя сладенькая? — иДжек ущипнул девушку за щеку.

— Я — лейтенант, — деланно возмутилась та. Онивернулись в коридор, и Ник погрузился в размышления.

— В чем дело? Тебе не нравится Сан-Франциско?

— Нет, вполне устраивает.