поражении при Трафальгаре дошло до адмирала Декре, его охватила боль. Этому министру, несмотря на его ум и глубокое знание флота, всегда приходилось возвещать государю, который во всём другом добивался успеха, лишь о неудачах. Он сообщил печальные подробности Наполеону, который с орлиной скоростью уже двигался на Вену. Хотя роковое известие с трудом пробило путь к душе, опьяненной победами, весть о Трафальгаре огорчила Наполеона и доставила ему глубокое неудовольствие. Однако на сей раз он был менее суров в отношении адмирала Вильнева, ибо несчастный сражался доблестно, хоть и весьма неосторожно.

Наполеон поступил в этом случае так, как нередко поступают люди не только сильные, но и – он постарался забыть об огорчении сам и постарался заставить забыть о нем других. Он пожелал, чтобы о Трафальгаре меньше писали во французских газетах и только как о неосторожном бое, в котором французы больше пострадали от бури, нежели от неприятеля. Он не захотел никого награждать или наказывать, что явилось жестокой несправедливостью, недостойной его и духа его правления. Что-то происходило тогда в его душе, побудив его к столь мелочному поведению; Наполеон начал отчаиваться во французском флоте. Он нашел способ разбить Англию более надежным и действенным образом – разгромив ее союзников на континенте и потеснив с него ее торговлю и влияние. С этого дня Наполеон стал меньше думать о флоте и хотел, чтобы и другие забыли о нем.

Сама Европа охотно согласилась хранить молчание о Трафальгарском сражении, как того и желал французский император. Отзвук его шагов по континенту заглушил эхо пушек Трафальгара. Державы, к груди которых был приставлен меч, вовсе не ободрились от морской победы, выгодной одной Англии и не имеющей иного результата, кроме усиления ее торгового господства, которое было им не по душе и которое они терпели лишь из зависти к Франции. К тому же британская слава не утешала их в их собственном унижении. Трафальгар не приглушил блеск Ульмской победы и, как мы вскоре увидим, не уменьшил ни одно из ее последствий.

V

Аустерлиц

Известия с берегов Дуная исполнили Францию удовлетворения, а новости из Кадиса опечалили, но ни те, ни другие не удивили. Все надеялись на французские сухопутные армии, победоносные с начала Революции, а от флота, столь неудачливого в последние пятнадцать лет, не ждали почти ничего. Морским событиям придавали не много значения, полагая решающими чудесные успехи на суше. Они означали удаление военных действий от границ Франции, стремительное разрушение планов коалиции, сокращение продолжительности войны и близость мира на континенте, приводящего за собой и надежду на мир на море. К тому же, вера в гений Наполеона усмиряла все тревоги.

А вера была нужна, чтобы поддержать весьма пошатнувшийся кредит. Мы уже описывали затрудненное положение финансов. Задолженность, возникшая из-за решения Наполеона не брать займов для покрытия военных расходов, упадок испанского казначейства, разделенный им с казначейством французским в результате спекуляций компании «Объединенные негоцианты», предоставление портфеля казначейства в полное распоряжение этой компании из-за ошибки честного, но обманутого министра, – таковы были причины создавшейся ситуации. Они привели к давно ожидавшемуся кризису.

Его ускорению способствовал один инцидент. Мадридский двор, задолжав «Объединенным негоциантам» за субсидию, отгрузку зерна в порты полуострова и поставки продовольствия армии и флоту, прибег к гибельным мерам. Приостановив выплаты в Кассу по обеспечению долга (род банка по обслуживанию государственного долга), он задал принудительный курс ее билетам. Подобная мера неизбежно привела к исчезновению наличных денег. Уврар, в ожидании мексиканских пиастров не имевший иных средств удовлетворять нужды компаньонов, кроме наличных денег из Кассы по обеспечению долга, оказался внезапно вынужденным остановить все операции. Эти досадные обстоятельства сверх всякой меры увеличили затруднения Депре, производившего операции с Казначейством, и Ванлерберга, занимавшегося поставками продовольствия. Затруднения обоих ударили по Банку.

Столь отягчившиеся обстоятельства привели к давно откладываемым признаниям и неприятной ясности. Ванлерберг, невиновный в достойных порицания операциях компании, ибо он занимался исключительно торговлей зерном, и не знавший, на какие затруднения его обрекают компаньоны, явился к Марбуа и объявил, что невозможно и дальше одновременно обслуживать Казначейство и поставки продовольствия. Он не скрыл, что главной причиной стесненного положения явились поставки в Испанию, оставшиеся до сих пор неоплаченными. Испуганный его признаниями Марбуа получил вскоре признания еще более тяжкие. Банк направил к нему депутацию, дабы уведомить правительство о своем положении. Депре, в свою очередь, объявлял министру, что его ресурсы иссякнут, если он не получит немедленной помощи от Банка. Он также признал, что столь сильные затруднения вызваны последствиями испанских дел. Министру стало очевидно, что Ванлерберг при поддержке Депре, а Депре при поддержке Казначейства и Банка несли на себе всё бремя дел Испании, которое в результате безрассудных комбинаций Уврара оказалось переложенным на саму Францию.

Поздно было поворачивать обратно, и бессмысленно было жаловаться. Следовало спасаться от опасности и спасать тех, кто неосмотрительно себя ей подверг, ибо оставить их погибать значило погибнуть вместе с ними. Марбуа, не колеблясь, решил поддержать Ванлерберга и Депре, и правильно поступил. Но он не мог позволить себе действовать под собственную ответственность и добился созыва правительственного Совета, который тотчас и собрался под председательством Жозефа. На нем присутствовали Луи, Камбасерес и все министры. Совет долго обсуждал положение дел. Камбасерес, который обладал достаточным здравомыслием, чтобы понять требования ситуации, и пользовался достаточным доверием, чтобы убедить Наполеона принять их, настоял на оказании помощи Ванлербергу и незамедлительном выделении ему десяти миллионов, а после получения одобрения из штаб-квартиры Наполеона – еще десяти. Вопрос же о помощи Депре следовало обсуждать с Банком, ибо только он мог ему помочь, продолжив свои дисконты. Однако обсудили, какими способами Банк может справиться с опустошением своих касс и поддержать доверие к своим билетам, без которых всё могло рухнуть. Никто не думал о возможности придать им принудительный денежный курс, как по причине невозможности восстановления во Франции бумажных денег, так и по невозможности получить одобрение такого решения от императора. Было решено принять некоторые меры, призванные замедлить выплаты и сбыт наличных денег. Заботу договориться с Банком о подробностях этих мер предоставили министру Казначейства и префекту полиции. Постановили принять следующие меры, как наиболее способные смягчить кризис.

Марбуа должен был отправить рассыльных в соседние со столицей департаменты, с приказанием казначеям отказаться от всех средств, в которых не было срочной нужды для текущего обслуживания рент, от остатков на счетах, от жалованья чиновникам и отправить эти средства в Банк. Таким образом надеялись добиться возвращения пяти-шести миллионов наличных денег. Генеральным сборщикам, еще не предоставившим всю поступившую наличность Депре, приказали без промедления перевести ее прямо в Банк. К