– Это прекрасный фильм, Дафф. Он тебе очень понравится.

Дафна регулярно просматривала отснятый материал, но не моглане признать, что просмотр готового фильма будет событием в ее жизни, теперь жеона была просто счастлива с Джастином.

– Ты замечательно поработала.

Везде, в каждом углу, люди поздравляли друг друга ицеловались. По домам стали расходиться только в три часа ночи.

А на следующее утро Дафна сидела в своем кабинете сБарбарой, чувствуя какую-то растерянность и легкую грусть. Она улыбнулась:

– Господи, я поняла, мне так же плохо, как Джастину. Яне знаю, чем теперь заняться.

– Что-нибудь придумаешь. – Барбара улыбнулась. – Неговоря уже о новой книге.

У Дафны оставалось на это три месяца, и после Дняблагодарения надо было браться за работу.

– Когда прилетит Эндрю?

– Вечером накануне Дня благодарения. Да, кстати, – онавручила Барбаре список приглашенных, – ты с Томом и дети не забыли, что я вас жду?

Она внезапно встревожилась. Она знала, что Барбара так еще ине помирилась с Джастином, и боялась, что в последнюю минуту они откажутся.

– Мы обязательно придем.

– Отлично.

Они с Джастином следующую неделю занимались тем, чемзанимаются киношники, когда не работают. Раз или два сыграли в теннис, сходилина пару вечеринок, поужинали в нескольких ресторанах. Газеты пару раз о нихнаписали, их роман уже перестал быть секретом, и Дафна чувствовала себясчастливой и раскованной. Джастин с каждым часом молодел, за четыре дня дотого, как должен был прилететь Эндрю, он, читая утреннюю газету, улыбнулсяДафне:

– Ты знаешь? В Сьерре выпал снег.

– Я должна этому радоваться?

Ей это показалось забавным. Временами он все еще напоминалей мальчишку.

– Ну конечно, киска. Это же первый снег в этом году.Может, поедем на этой неделе покататься на лыжах?

– Джастин, – иногда она говорила так, словно была егоужасно терпеливой мамой, – дорогой мой, мне очень жаль напоминать тебе, но вследующий четверг будет День благодарения и к нам на праздничный обед придутБарбара и Том с детьми, и будет Эндрю.

– Скажи им, что мы не можем его организовать.

– Я этого не могу.

– Почему?

– Потому что, во-первых, в среду прилетает Эндрю, и этобудет специально в его честь. Ну пожалуйста, милый, Для меня это важно. Ядесять лет не праздновала дома День благодарения.

– Отпразднуешь в следующем году.

Он был явно раздражен.

– Джастин, пожалуйста...

В ее глазах была мольба, и он швырнул газету на пол и встал.

– Черт подери! Какое нам дело до этого Дняблагодарения? Это праздник для священников и их жен. Такого снега в Тахо небыло тридцать лет, а ты хочешь сидеть здесь с кучей детей и лопать индейку. ОГосподи!

– Это что, действительно так ужасно?

Его слова ее обидели.

Джастин посмотрел на нее с высоты своего внушительногороста:

– Это жуткое мещанство.

Дафна рассмеялась над тем, как он это сказал, и взяла егоруку в свои ладони.

– Извини, что я такая зануда. Но для нас всех это всамом деле важно. Особенно для Эндрю и для меня.

– Ну ладно, ладно. Я сдаюсь, вы тут в явномбольшинстве, такая правильная публика.

Он поцеловал ее и больше об этом не вспоминал. Дафнапообещала ему, что, как только Эндрю вернется в школу, они поедут в горы, дажеесли ей придется отложить работу над книгой. Джастин не планировал съемок вближайшие месяцы, поэтому времени для катания на лыжах хватит. А Эндрю долженбыл прилететь всего на неделю.

Но во вторник вечером, когда они лежали в постели, Дафназаметила, что Джастин ворочается, покашливает, бормочет что-то про себя. Былоочевидно, что он хотел что-то ей сказать.

– В чем дело, дорогой?

Дафна подозревала, что он хочет спросить ее про Эндрю. Оназнала, что Джастина все еще беспокоит его глухота. И она пыталась убедить его,что с Эндрю теперь легко общаться, да и она всегда поможет.

– О чем ты раздумываешь?

Он сел в кровати и посмотрел на нее с сонной улыбкой.

– Ты меня слишком хорошо знаешь, Дафф.

– Я только пытаюсь. – Но она его еще хорошо не знала.Ей готовился большой сюрприз. – Так что?

– Я утром уезжаю в Тахо. Я не могу устоять, Дафф. И,честно говоря, мне правда лучше куда-нибудь уехать.

– Теперь?

Дафна лежа смотрела на него, а лотом села. Он не шутил. Онане могла этому поверить.

– Ты серьезно?

– Да. Я решил, что ты поймешь.

– Почему ты так решил?

– Ну, послушай... Скажу тебе честно. Семейные обеды синдейками – это не мой стиль. Я в них не участвовал с тех пор, как окончилшколу, а теперь уже поздно начинать снова.

– А как же Эндрю? Я просто не могу поверить, что тыможешь так поступить.

Она встала с кровати и стала ходить по спальне, испытывая тосомнение, то бешенство.

– Ну и что такого? Познакомлюсь с ним на Рождество.

– Вот как? А может, ты опять поедешь кататься на лыжах?

– Смотря какой будет снег.

Она уставилась на него в полном изумлении. Мужчина, которыйна протяжении последних восьми месяцев говорил, что любит ее, и наконец ееубедил, несмотря на один загул, теперь собирался кататься на лыжах вместо того,чтобы остаться дома в День благодарения и познакомиться с ее сыном. Что у него,в конце концов, была за голова и что за сердце! Она опять вернулась к тому жевопросу: что он за человек?

– Ты знаешь, как это для меня важно?

– Я думаю, что это глупо.

У Джастина не было заметно даже сожаления. Он совершенноспокойно относился к своим намерениям, и ей опять вспомнилось предупреждениеГоварда о том, что все актеры – это эгоистичные дети. Он был прав во всем, дажеотносительно слез в конце фильма. Может, и в этом вопросе он тоже был прав.

– Это не глупо, черт побери. Ты намерен на мнежениться, но не можешь заставить себя даже познакомиться с моим единственнымсыном. Ты не пожелал лететь со мной на восток в сентябре, и теперь такое.

Дафна смотрела на него с яростным изумлением, но за яростьюскрывалась безмерная обида. Он не хотел того, чего хотела в жизни она, но чтобыло гораздо важнее – он не хотел Эндрю. Теперь она в этом не сомневалась, иэто все меняло в их отношениях.