— Тебе-то что? — без злобы поинтересовалась Александра.

— Кофе у тебя из ушей скоро потечёт, вот что. Угробишь сердце, и много чего ещё в довесок. С сегодняшнего дня переходим на натуральные соки, нравится или нет!

— Тогда буду спать на ходу, — Полякова отмахивалась, хотя чувствовала, что любимый напиток с каждым днём всё меньше и меньше добавляет сил, но сказать точно, что тому было виной, не могла.

Может Амма, неусыпно следящая и за её состоянием тоже, уменьшала «дозы», превращая крепкий напиток в подкрашенную водичку, сдобренную вкусовыми концентратами вместо натурального кофе. А может уже просто организм, отравленный неуёмным потреблением, перестал реагировать на новые порции.

— Ложись и спи, за чем встало? — девчонка-призрак раздражённо фыркнула.

— Скоро выход, — куратор кивнула на мониторы. — Сначала посмотрю за полётом, уже в первый «день» он будет охотиться. А потом не грех и вздремнуть.

— Ладно, согласна. В обморок ты ещё не падаешь.

Изображение исчезло. Александра с сожалением оставила содержимое чашки не тронутым.

* * *

Раскрывшаяся янтарная скорлупка балластом осталась висеть на листе, выпустив своего преобразившегося до неузнаваемости обитателя на волю. Вместо невзрачной покровительственной окраски, помогающей прятать уязвимое тельце от голодных хищников, взору предстало настоящее воплощение красоты и гармонии. Уже полностью раскрывшиеся белоснежные крылья с дымчатой каймой пока не очень уверенно пробовали воздух. Он висел спиной вниз, а свет восходящего солнца и ветер сушили хрупкую бархатную ткань. Тёмные стрелы разбегались от основания полотнищ, стремительно светлея к краю.

Вилиан повёл усиками, ловя единственный по-настоящему интересующий его запах. Многодневная бездеятельность была обманчивой, трансформация выжала из тела все соки, оставив самую малость на первый полёт.

Лапки отпустили ставший уже родным камыш, и он, кувыркнувшись в воздухе, первый раз в жизни попробовал сплясать с воздушными потоками захватывающий танец. Сложнейшие па давались на удивление легко, словно он до этого не жил в воде и не висел недвижной куклой, схватившись за соломинку. То были временные пристанища, чья-то злая и глупая шутка, это Вилиан понял сразу, только окунувшись в опьяняющую стихию полёта. Воздух принял его, с первого маха крыльев распознав в нём родственную душу, подставил свои надёжные плечи, позволил грациозно порхать над грязной и стылой с утра землёй.

Мир стал другим, не ограничиваясь больше пятачком водорослей перед носом. Тысячи дорог вдруг отрылись перед взором, тысячи струй воздуха наперебой звали в путь, нашёптывая песни о сказочных далях. Он больше не таился, показывая всему свету красоту и отточенность движений, и Мир аплодировал, радуясь новому чуду рождения, чуду, сделавшему его ещё прекрасней.

Александра, забыв про усталость, вопила во весь голос от восторга, прыгала, плясала. Буйство радости затмило рассудок, даже Амма, как всегда надутая, с нескрываемым сарказмом наблюдающая за её сумасшедшим весельем, не смогла испортить настроения. Куратор бросилась обниматься с бестелесной помощницей, но только пролетела сквозь неё, кубарем свалившись на пол. Конфуз лишь подлил бензина в огонь, и женщина зашлась смехом, содрогаясь всем телом, не замечая саднящих от неудачного приземления колен и локтей.

Широкая река путеводной лентой стелилась внизу, стены камышей поднимались слева и справа. Иногда Вилиан опускался к самой воде и, черпнув влаги, продолжал свой путь. Пьянящий аромат звал его всё дальше, ветер подсказывал направление. Оставив за спиной зигзаг русла, он нырнул в прореху прибрежной растительности и стал углубляться в сад. Деревья ровными рядами тянулись в бесконечность, уже уходящие в небытие цветы усыпали землю лепестками, словно миллионы крошечных бабочек лишились тут своих крыльев. Но среди всей этой красоты Его интересовали тропы.

Он не ведал, откуда пришло столь важное знание, но был абсолютно уверен, что тоненькие ручейки запахов непременно приведут его к вожделенной добыче.

Муравьи проложили бесчисленные магистрали из своего запаха. Он помогал им, не тратя времени на бесполезные блуждания, в кратчайший срок прибыть в богатое пищей место, и не заблудиться на обратном пути, говорил о том, сколько собратьев уже прошли сегодня тем или иным маршрутом, и сколько из них вернулось назад. Муравьи-солдаты, выделяя свои специфические феромоны, сообщали в колонию о силе сопротивления врага, о понесённых потерях, а Королева своей волей отправляла им на помощь новые полчища воинов, готовых безропотно отдать собственные жизни во имя процветания остальных. Этот дух коллективизма и был ахиллесовой пятой.

Вилиан как привязанный скользил над уже давно нехоженой тропой, но безошибочно выбрал верное направление — с каждым мигом аромат становился всё сильнее, всё ближе и ближе были оживлённые магистрали. Ловко прокладывая путь между бесчисленными стеблями высокой травы, он, как смерть, беззвучно крался к ничего не подозревающей колонии. Только обильный дождь мог бы помочь неутомимым труженикам спастись от бойни, но небеса безразлично взирали на иссушенную солнцем землю, и не спешили разразиться благодатными струями влаги.

Вереница муравьёв шевелилась живой красной лентой. Тысячи и тысячи насекомых спешили по неотложным делам, кто за очередной порцией съедобного груза, кто чистил дорогу от мусора, кто стоял на страже, грозно поводя огромными жвалами. Бесчисленное войско быстро и методично опустошало округу, готовясь к очередному переходу из разорённых земель в новые благодатные края, чтобы учинить разорение и там.

Именно более крупные солдаты стали объектом первой атаки. Вилиан неспешно сделал круг, нырнул к самой земле, с безупречной точностью выхватил из общей массы первую жертву, мгновенным движением челюстей пресёк все попытки сопротивления. Съёсть добычу он смог прямо на лету, упиваясь вкусом ещё трепещущей плоти.

Над тропой поплыл легко узнаваемый запах смерти. Солдаты уже определили источник опасности, поближе прижались к дороге, словно зенитные орудия силились отразить неожиданную атаку с воздуха. Куда там…

Азарт нарастал, и Вилиан практически через равные интервалы времени бросался вниз, пробивая в обороне одну брешь за другой. Потоки муравьиной кислоты отскакивали от крыльев, тела и головы, не задерживаясь на плоти, не нанося чудовищных ожогов. Он просто сильнее зверел с каждым разом, и ответные удары стали ещё жёстче, ещё стремительней, ещё беспощадней.

Разум просветлел не раньше, чем до отказа наполнился желудок. Он поднялся немного повыше, сделав пару кругов над местом боя. На взгляд бесконечная живая река ничуть не пострадала, всё так же в жутком хаосе никем и ничем не регулируемого движения сновали в обе стороны красные муравьи, уверенные, что именно их храбрость и самопожертвование помогли, пусть и с немалыми потерями, отогнать грозного хищника. Наивные. Ничего ещё не закончилось.

Вилиан поднялся выше, подальше от удушающего жара. Земля, раскалённая полуденным солнцем, щедро отдавала тепло, не обещая нормального отдыха уставшей бабочке. Макушка дерева устраивала его куда как больше. Здесь, вдали от мельтешения насекомых, укрытый плотным зонтом листвы от палящих лучей, в потоках прохладного ветра он нашёл покой на те недолгие часа, пока голод снова не сорвёт его в полёт.