человек. Одну часть гарнизона приказал я направить на пополнение других полков, а из другой части срочно сформировать Красногорский полк, поручив общее наблюдение за гарнизоном и этими формированиями полковнику Ижевскому.

2-ю и 3-ю дивизии я свел в корпус, присвоив ему наименование 1-го стрелкового корпуса157. Я назначил командиром его полковника графа Палена, произведя его в генерал-майоры. Кроме двух дивизий, в состав корпуса был включен под командой подполковника Грюнвальда Конно-Егерский полк, который я приказал сформировать из отряда полковника Бибикова и из конной части, перешедшей к нам от красных. Штабс-ротмистра Видякина я произвел в ротмистры и утвердил исполняющим должность начальника штаба корпуса. Отдельный Северный корпус снова получил название Северной армии.

С увеличением численного состава армии явилась настоятельная необходимость в учреждении запасных частей. Командиром их я назначил полковника Нефа и отвел им район у станции Веймарн. В освобожденных волостях была уже объявлена мобилизация, и вновь мобилизованные для обучения должны были направляться в запасные части и там уже разбиваться по полкам; в запасных же частях должна была производиться фильтровка людей, перешедших от большевиков. Начальником 1-й дивизии158 я назначил генерала Дзерожинского и в состав ее включил уже существовавший Георгиевский полк, под командой полковника Микоши, только что сформированный из роты Ревельского полка (послужившей ядром), из мобилизованных или из перешедших от большевиков – Колыванский полк159, под командой полковника Бадендыка, и сформированный из мобилизованных и из добровольцев – Гдовский полк160, под командой полковника Миниха; в 1-ю же дивизию должен был войти и Ревельский полк, при первой возможности его перевода.

Теперь скажу несколько слов про работу генерала Крузенштерна, с небольшим количеством сотрудников исключительно добросовестно трудившегося над организацией тыла. Работа у него протекала в исключительно тяжелых условиях, главным образом потому, что чрезвычайно трудно было найти помощников и исполнителей: офицеры были нужны на фронте, а штатские люди предпочитали оставаться в Ревеле и жить спокойно или заниматься общественностью, а это последнее занятие гораздо больше вредило, чем помогало армии. На должности комендантов волостей и на другие ответственные места сплошь и рядом, за недостатком выбора, приходилось назначать людей совершенно несоответствующих. И все же благодаря организаторскому таланту и энергичной деятельности генерала Крузенштерна жизнь тыла понемногу налаживалась. Неоднократно и я, и генерал Крузенштерн обращались к генералу Юденичу с настойчивыми просьбами прислать офицеров и тыловых работников, но никто не приезжал.

На Псковском фронте большевики наступали не так энергично и положение там было более устойчиво, тем более что в Пскове, как уже было сказано, находились эстонские части. Так как главное внимание я уделял Ямбургскому фронту и вопросу переформирования армии и мне никак не удавалось найти время, чтобы проехать в Псков, то я приказал полковнику Балаховичу произвести переформирование своего отряда в дивизию. Приблизительно в это время из докладов, прибывших из Финляндии на капитана лейб-гвардии Конной артиллерии Гершельмана161 и капитана Неведомского162, а также из докладов других офицеров, тем или иным путем пробиравшихся в армию, – я окончательно убедился, во-первых, в том, что сведения наши о русских белых формированиях в Финляндии не соответствуют действительности и что у генерала Юденича в Финляндии никакой армии нет, а во-вторых, в том, что, несмотря на все мои просьбы о присылке офицеров, генерал Юденич их из Финляндии почему-то не выпускает.

Такое отношение к армии было для меня совершенно непонятно, и я приказал дать знать в Финляндию, что ничего не имею против самостоятельной, нелегальной переправы офицеров на лайбах, а с другой стороны, начал настаивать у англичан на том, чтобы ими были предприняты меры к скорейшей посылке мне офицеров ввиду больших потерь в офицерском составе, а также и скорейшей доставке снарядов и амуниции. Англичане обещали и то и другое, ездили на фронт, смотрели, но ничто из обещанного пока не исполнялось. Генерал же Юденич по-прежнему на просьбы мои никак не реагировал, а на просьбу о разрешении печатать керенки или свои собственные деньги он ответил категорическим отказом; между тем никаких поступлений не было, денежное положение армии становилось катастрофическим, и я приказал генералу Крузенштерну напечатать свои деньги (которые впоследствии получили название «родзянок»), так как иного исхода я не видел. С этой мерой впоследствии согласился и генерал Юденич, но приказал заменить их бумажными кредитными знаками, получившими название «юденок».

Эстонцы начинали все более туго отпускать нам снаряды и патроны, запасы же, взятые у большевиков, благодаря жестоким боям приходили к концу. Шаги, предпринятые по моему приказанию генералом Крузенштерном у Финского правительства для получения снарядов и патронов, не дали никаких результатов. Было ясно, что положение становится критическим и что если боевые снаряды не прибудут, то армия обречена на гибель.

Генерала Юденича я лично не знал, но громкое имя его говорило само за себя; учитывая, во-первых, это, во-вторых, заявление генерала Марча, что все снабжение для армии будет отпускаться только через генерала Юденича, и, в-третьих, что дело, начатое с небольшими силами, росло и расширялось, – я считал своим нравственным долгом настаивать на скорейшем приезде в армию генерала Юденича и на том, чтобы он, как человек, имеющий громадную репутацию и опыт, стал во главе общего дела; особенно побуждали меня к этому заботы об освобожденном крае, справиться с которым, не имея опытных помощников, занимаясь боевыми операциями на фронте и не имея в гражданских делах достаточного опыта, я сознавал, было мне не по силам.

Наконец, после долгих настояний меня известили, что генерал Юденич приезжает из Гельсингфорса в Нарву на французском миноносце.

Ждали мы генерала с нетерпением, надеясь, что приезд его осветит нам многие неясные для нас вопросы мировой политики, положение в Сибири и на Юге России, а также ускорит прибытие боевых припасов и амуниции. Встретить генерала на пристани собрались военные эстонские власти, и был выставлен от штаба корпуса почетный караул. Обменявшись обычными приветствиями, генерал пропустил караул и проехал в штаб, где я сделал ему доклад о положении как на фронте, так и в тылу армии. Генерал пожелал сам проехать на фронт, что произвело на всех приятное впечатление. Было приказано подать поезд, и мы отправились в 1-й корпус. В Ямбурге был выставлен почетный караул; поздоровавшись с ним, генерал проехал в церковь и в лазарет. По дороге я доложил генералу Юденичу об ингерманландском вопросе, который разрешился весьма просто: посланная полковником Бибиковым рота разоружила тыловые ингерманландские части; узнав об этом, офицеры отряда сели на лодку и куда-то исчезли, а солдаты частью разбежались, а частью были сведены в Ингерманландский батальон, приданный одному из полков