В штабе генерала графа Палена генерал Юденич выслушал доклад и пожелал объехать действующие части, что опять-таки произвело самое лучшее впечатление. Поехали мы в Талибский полк. Как раз в это время большевики перешли в энергичное наступление и прорвали наш фронт между Талабским и Волынским полками. Командир полка полковник Пермикин доложил о серьезности положения; я решил немедленно ехать к формирующемуся Красногорскому полку и вызвать его на поддержку, так как других резервов у нас не было; благодаря этой поддержке прорыв был ликвидирован и положение наше вновь стало сносным. К генералу Юденичу я вновь присоединился в штабе графа Палена и в тот же вечер вернулся с ним в Нарву. За весь день генерал Юденич говорил очень мало, никакими впечатлениями не делился и никаких сведений ни об обстановке на других фронтах, ни о политическом положении в Европе ни мне, ни кому-либо другому не сообщил, несмотря на то что все этими вопросами интересовались и спрашивали его; генерал или отмалчивался, или переводил разговор на другие, малозначащие темы.

На другой день генерал Юденич пожелал проехать в Псков через Гдов. Отъезд был назначен на 10 часов утра, кажется, с первым поездом прямого сообщения. Положение на фронте продолжало быть тревожным, и всю ночь я провел на телефоне. Только к утру пришли более успокоительные вести. Когда я приехал на вокзал, опоздав из-за телефонных переговоров минут на двадцать, то очень удивился тому, что генерал Юденич сделал мне за это замечание, правда, в очень сдержанной и корректной форме. Я доложил генералу, что положение на фронте очень тяжелое, и что мне всю ночь пришлось отдавать распоряжения и говорить по телефону, и что даже сейчас я не могу его сопровождать, так как положение на фронте 1-го корпуса еще не вполне выяснилось. Главнокомандующий уехал без меня, но через несколько часов от графа Палена пришло донесение о том, что на фронте корпуса обстановка сделалась более благоприятной, и я выехал на автомобиле в Гдов, а оттуда по железной дороге догонять генерала Юденича.

В Пскове положение было устойчивое. Мост через реку Великую был уже исправлен, и эстонские бронированные поезда оказывали нам существенную поддержку. Большевистская армия, пробовавшая было перейти в наступление и даже подошедшая к Пскову, благодаря массовым переходам красноармейцев на нашу сторону была отогнана. Надо отдать справедливость полковнику Балаховичу, что его имя пока еще было популярно и большевистские и зеленые войска переходили к нему охотно. Если бы этот офицер был более честным организатором и лучше умел бы подбирать своих помощников, то в это время он многое мог бы сделать на пользу Северного корпуса, а также для улучшения обороны Пскова. Благодаря моим настояниям Иванова в Пскове не было, и жизнь города и уезда постепенно налаживалась.

Пообедав с начальствующими лицами, мы в ту же ночь вернулись в Нарву, а на следующий день генерал Юденич уехал обратно в Гельсингфорс.

Никаких приказаний генерал Юденич не отдал, никаких руководящих пожеланий не высказал, войскам ничего не говорил (он только здоровался с ними и благодарил их за службу от имени Верховного правителя России), политического положения нам не осветил, о том, что делается на других русских фронтах и даже в Финляндии, не рассказал, и в результате приезд его в армию ей ничего не дал, а только вызвал чувство недоумения у меня и у других начальствующих лиц и офицеров. Командиры частей обращались ко мне с различными вопросами общего характера, думая, что Главнокомандующий что-нибудь сообщил мне, мне приходилось отмалчиваться. На настойчивую просьбу о присылке офицеров и снаряжения Главнокомандующий тоже ничего определенного не ответил. Точно так же ничего не ответил он и на вопрос мой о том, существует ли в Финляндии русская армия, о которой так много говорили. Не отвечал он даже на вопрос о том, собирается ли он и когда переехать из Гельсингфорса на наш берег. Такое упорное молчание было мне совершенно непонятно и произвело на всех самое странное впечатление.

На фронте начал, как я уже говорил, обнаруживаться недостаток снарядов и патронов, и положение становилось критическим. На запрос мой, почему не приходят обещанные орудия, винтовки, обмундирование, автомобили и т. д., – английские представители давали категорические заявления, что пароходы уже погружены, вышли из Англии и вот-вот прибудут в Ревель. Американцы же, согласно своему обещанию, аккуратно доставляли армии муку, сало и сухие овощи. Донесения из Ревеля заведующего Отделом внешних сношений подполковника Крузенштерна носили успокоительный характер: английские морские пароходы должны были прийти со дня на день, и намечались даже числа их прибытия. Фронт продолжали посещать разные военные миссии, и первый вопрос, с которым все к ним обращались, был о том, когда же, наконец, прибудет обещанное. Все подтверждавшиеся обещания присылки помощи давали начальникам отдельных частей силу своим личным примером подбодрять солдат в непосильной борьбе с красными, и можно было только удивляться их энергии и выдержке. Много раз положение казалось безвыходным, и каждый раз мы не только выходили из него, но и наносили контрудар противнику. Все боевые эпизоды этого времени описать невозможно: это был сплошной ряд подвигов, полных самоотвержения и личной инициативы. Резервов не было, и попытки противника прорвать наш фронт и обойти фланги ликвидировались быстрыми и смелыми маневрами соседних частей. Отступая, мы отстаивали действительно каждую пядь земли. Такая борьба возможна только тогда, когда между начальниками и подчиненными устанавливаются не только хорошие официальные отношения, но и полное доверие, что и было в Северо-Западной армии. Начальники и подчиненные из кожи лезли, чтобы свято исполнить свой долг перед Родиной. Практиковавшиеся частные совещания начальствующих лиц вносили полную гармонию во все действия и усиливали общее единение. На совещаниях этих много говорилось о нуждах частей, которые почти всегда нельзя было удовлетворить, но благодаря тому, что все были в курсе общего положения армии и понимали, что ничего сделать нельзя, – ропота не было и все лишения сносились весело, в надежде на близкую верную помощь Антанты.

С особенным удовлетворением вспоминаю я действия за этот период Талабского, Конно-егерского, Балтийского, Волынского, Островского и Уральского полков 1-го корпуса и Даниловского отряда; другие, более молодые полки формировались, так сказать, на ходу, и требовать от них больше, чем они давали, было невозможно. Начиная с 13 мая все части армии были в боях и формировались и пополнялись не выходя из боя; отсюда вполне понятно, как велико было у начальствующих лиц напряжение и желание работать. В 1-й дивизии отличались действия Георгиевского, Гдовского и Ревельского полков. Конный полк и весь отряд