Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тогда стратегам и Мудрецам останется только склониться перед нами.
Ловлю себя на том, что унеслась в мир диковинных фантазий, где Мудрецы стоят на коленях, а пилоты-наложницы ликуют на Великой стене.
«Не расслабляйся!» – одергиваю я себя.
Мы покидаем территорию людей. Хундуны в любой момент могут налететь из-за горизонта. Если они каким-то образом прорвутся сквозь фронт хризалид, это будет катастрофа, поскольку граница Суй-Тан практически осталась без защиты. Еще и по этой причине мы не можем транслировать исповедь до того, как уничтожим гнездо репликации, пусть мне и хочется прокричать ее на весь мир прямо сейчас. Хаос, который, возможно, воцарится после передачи, может сказаться на ходе битвы. Чтобы обеспечить выживание человечества, нам действительно сначала необходимо победить хундунов.
Постоянно включенный сенсор духовного давления требует гигантского расхода ци, поэтому приходится довериться стратегам и их дронам-разведчикам, которые должны предупредить нас о приближении врага. Равнина Чжоу настолько плоская и унылая, что идти по ней – все равно что двигаться внутри бесконечно повторяющегося глюка Вселенной. Отличная территория для земледелия и скотоводства и совсем не подходящая для обороны. Вот почему мы так быстро потеряли провинцию, когда свыше двухсот лет назад сюда нагрянули хундуны. И возможно, именно по этой причине они построили гнездо репликации в горах Куньлунь. Хотя хребет находится на противоположной границе провинции, он неясно вырисовывается на горизонте, похожий на ряд кривых зубов. В глубине суши нет крупных естественных преград.
Поначалу я негодую: как же хундунам удалось за каких-то два столетия высосать эту землю досуха? Там, где сейчас простирается голая пустыня, раньше зеленели поля и луга с разбросанными по ним селениями, одно из которых – мое родное. Моя настоящая малая родина. Место, где жили мои предки – трудились, смеялись и пели поколение за поколением…
И вдруг минут через тридцать после начала похода у нас на пути вырастает густой лес. И ему не видно конца.
Сыма И, поддерживающий контакт с нами через динамики, объясняет, что так дело обстоит везде: за пределами зоны интенсивных боев полно зелени. Хундуны свободно бродят по всей территории, поэтому они никогда не вытягивают из местности всё ци дочиста, и растения получают шанс вырасти.
Надо же, а я до этого момента считала, что вся провинция – сплошная пустошь.
В любом случае пробраться сквозь лес нетрудно. Красная Птица в Исходном Облике достигает в высоту пятидесяти метров, то есть она раза в три выше большинства деревьев. И все же тревога стискивает мое сердце при виде того, как под нашими когтистыми лапами ломаются двухсотлетние стволы и с шумом падают кроны. Ошеломляющая какофония смерти и разрушения. Грохот в лесу достигает пика, когда другие хризалиды пробивают себе дорогу сквозь заросли, словно бульдозеры. Перепуганные птицы непрерывно поднимаются из-под зеленого полога, черные на фоне разгорающегося рассвета, – как будто с леса все дальше и дальше к западу снимается трепещущий покров.
И кто знает, какие еще существа не успели убраться с нашей дороги?
Просто невероятно, каким чистым и нетронутым выглядит лес, ведь по нему, как предполагается, на протяжении двух столетий бродили хундуны всевозможных размеров. А вот, похоже, и ответ, как они умудрялись не расплющить все вокруг: между деревьев зияют круглые прогалины. Каждая из них по размеру соответствует ноге хундуна благородного класса. У прогалин очень четкие очертания, и единственное тому объяснение – это что хундуны аккуратно ступают след в след. Мысль одновременно и абсурдная, и удручающая. Как могут захватчики обращаться с нашим миром лучше, чем мы сами?
Ловлю себя на попытках найти хоть какие-нибудь свидетельства того, что мои предки и в самом деле жили здесь. В лучах солнца, медленно встающего позади нас, тень Птицы постепенно укорачивается, а под ногами лишь иногда мелькает нечто похожее на металл или бетон. Конечно, города и селения тогда были поменьше нынешних, но чтобы от них осталось так мало…
Меня прохватывает озноб. Мы тратим столько усилий, чтобы достойно прожить свою жизнь, придать ей стержень и смысл, и все же любой наш след можно стереть с ужасающей быстротой и легкостью.
Проходит несколько часов – противник не появляется, хотя обычно они сбивают наших дронов-разведчиков через двадцать минут после вступления в глушь. Ох, нехорошо! Это означает, что все хундуны отступили в горы Куньлунь, где и встретят нас во всеоружии. Хундуны обычно производят впечатление совершенно бездумных механических чудищ, поэтому есть нечто невыносимо жуткое в мысли о том, что они все-таки разумны, умеют просчитывать свои решения. Для них и правда выгоднее всего дождаться, пока мы потратим изрядную часть ци на дорогу, и уж потом выйти нам навстречу.
Сердце худунского гнезда, вулкан Чжужун, служит порталом, напрямую ведущим к средоточию ци внутри планеты. Нам, возможно, удастся подзарядиться там, но именно в этом месте находятся вновь вылупившиеся личинки хундунов. Противник бросит все силы на то, чтобы не подпустить нас к вулкану.
Но вот мы наконец приближаемся к горам, и тут поступает свежая информация от дронов, которая усиливает мою тревогу. Они сообщают, что на нашем пути сгущается туман. Обзор будет крайне ограничен, а значит, мы потеряем преимущество.
Начнем с того, что горы Куньлунь – неудачное поле боя. Многие утесы похожи на каменные колонны, устремленные ввысь, словно небоскребы, высеченные самой природой. Густые деревья покрывают их иззубренные вершины и заполняют ущелья. Для хундунов найдется множество укромных местечек, а нашей армии, чтобы добраться до врага, придется растекаться ручейками.
В тот момент, когда в поле нашего зрения появляются первые каньоны между почти отвесными склонами, с круглой поляны в лесу – как мы полагаем, хундунского следа – взвивается столб темного дыма.
– О небо, там люди?! – восклицает Ичжи в микрофон, подсоединенный к динамикам в кабине. Микрофон установил сам Ичжи, якобы для «лучшей коммуникации» с нами, но на самом деле чтобы видеодроны услышали, когда мы начнем передавать исповедь Ань Лушаня. Мы также превратили переднюю стенку кабины в решетку – для вентиляции и чтобы Ичжи мог любоваться не только нашими бесчувственными телами.
Мы с Шиминем вздрагиваем, отчего Птица слегка запинается. В отдалении Белый Тигр и Черная Черепаха тоже замедляют ход, но мы к дыму ближе, чем они. Наращиваем скорость и проламываемся сквозь деревья, круша стволы, как солому, затем, увеличив масштаб, фокусируем глаза Птицы на источнике дыма.
Там и правда человек. Одетый в меха, он гарцует на лошади внутри прогалины, придерживая поводья одной рукой и размахивая другой. Столб дыма поднимается позади лошади.
Я вскрикиваю от изумления через клюв Птицы.
Кочевник. Нет, в самом деле кочевник!
Конечно, я знаю, что в хундунской глуши каким-то образом выживают кочевые племена, но это первое убедительное доказательство существования людей за Великой стеной, которое я увидела собственными глазами. Смелость этого человека ошарашивает меня. Что заставляет его бродить так близко к гнезду хундунов?