– Лукреция Борджиа отравила своего мужамылом, – неожиданно сказал Кирилл.

– Как она заставила его съестьмыло? – изумилась Маруся.

– Он его не ел, помыл руки, и все. Ядчерез кожу проник в кровь.

– Какой ужас, – неожиданно вступилав разговор Диана, – разве можно убивать родного мужа?

Я посмотрела на женщину – да, она не немая,но, кажется, жуткая дура. Ничего не подозревавшая о моих мыслях, Дианапродолжала разглагольствовать:

– Отравить, просто кошмарно! Потомнаблюдать, как он мучается. Лучше уж, если просто попадет под машину иливывалится из окна, не на глазах, конечно. Жаль, однако всякое случается. Ноотравить! Я бы не смогла.

Серж и Лена уставились на говорившую во всеглаза, Степан поперхнулся, а Петр захихикал. Кирилл раздраженно дернул плечом:

– Любимая, заткнись.

Диана захлопнула рот, словно чемодан, ионемела. Удивительное послушание.

– Мерзкая погода, – попробовалпеременить тему Серж.

– Очень холодно, – радостноподхватил Степка.

Мы обсудили климатические условия, потомперекинулись на содержание собак и кошек, добрались до новых глистогонныхпрепаратов, когда в столовую вернулась Люлю. Она, очевидно, только чтотщательно умылась, но покрасневшие глаза выдавали женщину. Лариска долгоплакала в ванной. Приученная соблюдать внешние приличия, она не собираласьтерять лица и поэтому довольно весело проговорила:

– Прошу простить, тушь попала в глаза,пришлось смывать красоту. Потерпите меня, так сказать, в натуральном виде? Безкосметики?

– Сразу видно, что ты не урожденнаяВойцеховская, – выпустила парфянскую стрелу свекровь, – наши женщиныне мучаются подобными глупыми вопросами.

Люлю мило улыбнулась старухе и очаровательнопроизнесла:

– Кстати, вы тоже не из Войцеховских.Самое интересное, что никто не знает вашей добрачной фамилии, более того,по-моему, в вашем прошлом есть какая-то постыдная тайна. Иначе почему выникогда не упоминаете о своих родителях? И родственников никаких нет. Похоже,вас нашли в капусте. Поделитесь секретом, поведайте о своем происхождении,расскажите, как жили до знакомства с Владимиром Сигизмундовичем.

Фрида замахала руками:

– Степан, слышишь, как эта змеяоскорбляет твою мать?

Сын промолчал. Старуха развернула кресло ивылетела в коридор с воплем: «Ноги моей здесь больше не будет».

– Ну зачем ты ее дразнишь, –укоризненно сказал Петя, – знаешь ведь, что мать латышка, все ее родныепогибли в войну. Да они с Вольдемаром сто раз рассказывали о своей встрече вЛенинграде в 1947 году. Как тебе не стыдно!

– Не делай моей жене замечаний, –взвился Степан, – твоя Анна даже открытки матери на день рождения неприслала. А Лариса ухаживает за Фридой, терпит ее капризы и выходки. ИВольдемара, между прочим, тоже она обхаживала. Знаешь, какой у старикапротивный характер под конец стал: подозрительный, желчный. Тут не жизнь была,а кошмар. Он демонстративно ходил сам в магазин за едой и ел только готовыеполуфабрикаты у себя в комнате. Просто извел всех своим маразмом. Тебе хорошо,раз в году приезжал, а мы постоянно терпели.

– Вот уж не знаю, как бы я повела себя,обнаружив в супе яд, – задумчиво произнесла Диана, – наверное, сталабы готовить сама…

– Тогда бы точно отравилась или умерла отнепомерного потребления крутых яиц, – весело сообщил Кирилл, – душамоя, ты же совершенно не умеешь готовить.

– Да, – согласилась жена, –абсолютно не умею. Такая тоска нападает при виде сковородок и кастрюль. Лучшетелик посмотреть.

– Вот тут, мой ангел, тыпрофессионал, – продолжал ехидничать муж, – а меня, как доктора,страшно занимает тот факт, что, проводя день-деньской перед экраном, тыабсолютно здорова, никакой гиподинамии и бессонницы, просто чудеса!

– Может, после завтрака сходим впитомник? – вмешалась в супружескую перепалку Люлю.

Я вздохнула и оглядела собравшихся. Непривычнотихие дети, покрытый красными пятнами Степан, истерически оживленная Люлю, явночувствующие себя не в своей тарелке Лена и Серж, без конца выясняющие отношениядоктор с женой, выжившая из ума Фрида и наслаждающийся чужими неприятностямиПетя – хороший расклад для приятных праздников. Лучше остаться дома и сидеть втишине с любимой Агатой Кристи в уютном кресле. Так нет, понесло в гости, вот инаслаждайся теперь.

Дверь в столовую распахнулась, и на порогепоявилась Анна.

– Извините, опоздала к завтраку, никак немогла проснуться.

Она придвинула к себе чайник и недовольнымголосом пробормотала:

– Опять холодный, целый месяц не могупопить горячего. Почему-то и чай, и кофе, и суп тут просто ледяные.

– Зато с начинкой, – хихикнул Петька.

Это было уже слишком, и Маруся, прекраснопонимая, что сейчас начнется новый виток скандала, подскочила, ухватила Мишу зарукав и закричала:

– Что ты тут расселся! Котята небосьсовсем от голода загибаются. Кошка первый раз окотилась, где ей с ними справиться!

Мальчик благодарно посмотрел на подругу, и онивылетели из комнаты.

– Какие невоспитанные дети, –произнесла Анна, – даже спасибо не сказали. Мои всегда спрашиваютразрешения выйти из-за стола.

Лариса открыла рот, намереваясь возразитьневестке, но в ту же секунду из холла послышался дикий грохот, звон и крикдомработницы. Все вскочили с места.

– Сидите, сидите, – успокоилСтепа, – чертова картина опять рухнула.

Мы расслабились. В холле, в большом простенкемежду окнами, висело чудовищное произведение искусства. Когда я первый разувидела полотно 2х3, не меньше, мурашки побежали по телу.

На бежево-коричневом фоне выделялось лицоужасно мерзкой старухи. Покрытое глубокими морщинами, пигментными старческимипятнами, оно глядело на вас маленькими глазками-буравчиками. Тонкий, сжатый внитку рот брезгливо морщился. Из-под ночного чепца выбивались редкие и грязныеседые патлы. Шея была под стать личику – желтая, в крупных бородавках, плечиукутывал парчовый халат вишневого цвета. В правой руке это чудовище держалоярко горевшую свечу. Ничего ужасней я никогда еще не видела.