Мне кажется, что именно тогда необъяснимый свет, горящий в этих глазах, спас меня от мучительного месяца в «Дохлянке».

Когда моё заточение закончилось и я вновь вернулся к своей обычной жизни в детдоме, вокруг меня всё поменялось. У меня возрос авторитет не только среди своих, но и старших товарищей.

Меня уважали и боялись, и хоть я вырвался из изоляции, по-прежнему пребывал в гордом единении с самим собой. Ничто меня больше так не интересовало, как та необъяснимая связь, которая возникла между мной и новичком. Стараясь не привлекать внимания, я стал наблюдать за ним и со всей присущей мне природной осторожностью изучать. Он практически ничего не ел, и был совершенно немым. Первое время Колосов был объектом для насмешек и издевательств со стороны шайки Колючего – крайне подлого и неприятного парня. Именно этот фактор и помог мне завязать с ним знакомство.

Я долго наблюдал за ним, казалось, он ничего не видит и не слышит. Ни разу не видел у него улыбки или слёз, не слышал криков или просто шёпота, не было такого, чтобы он куда-то торопился или спешил. В нём жили гармония и покой. Это притягивало к нему ещё больше.

Настоящий фараон, Будда в детском обличьи…

Однажды, возвращаясь со столовки, я увидел, как шайка Колючего подкараулила этого новенького, они готовили ему весьма неприятный сюрприз. Как свора шакалов они предприняли очередную попытку подчинить своей власти более слабое существо. Сам Колючий, увидев у новенького на груди деревянный оберег на кожаном шнурке, попытался силой забрать его себе. Это подействовало, тот стал мычать и тянуться руками, чтобы вернуть оберег, видимо, он был его святыней. Вообще такие вещи по негласному кодексу детдомовских запрещено трогать (святынями такие предметы называются оттого, что хранят в себе необычайно ценную память о родителях).

Колосов был сбит с ног, в следующее мгновение Колючий и его свора начали усердно бить его ногами.

Я решил действовать резко и быстро. Подлетев к двоим со спины, силой стаскивая их за шиворот спортивных курток, нагибая к земле, бил по внутренней стороне изгиба ноги. Самого Колючего оттолкнул плечом с такой силой, что он повалился на дощатый пол рядом со своими дружками, которых я крепко держал за шеи, сжимая их своей мёртвой хваткой и опуская ниже и ниже.

Когда Колючий повернулся и увидел меня, лицо его побелело одновременно от неожиданности и злобы. Кивая на рыдающего Колосова, я грозно сказал и одновременно ударил кулаком в живот одному из освободившихся от моей хватки пленников:

– Верни парню его святыню, Колючий, или тебе не поздоровится.

Колючий смачно и пренебрежительно сплюнул, резким движением отбросил в сторону новенького его святыню.

Когда я отпустил его дружков, они, уходя, прожигали меня своими злыми взглядами и чуть слышно материли меня, но меня это веселило. Как только они скрылись из виду, я подошёл к новенькому и протянул ему руку:

– Григорий, или просто Гри…

Крепко сжимая в руках свою святыню, взглянув на меня со всей серьёзностью, он ответил не особо внятно и понятно, искажённым языком:

– Яяярик… – сказал он и, не отпуская мою руку, прижал её к сердцу, добавив:

– Грри, дрруг…

Как только он оторвал свои глаза от текста и поднял их вверх, то заметил, что несколько облаков причудливых форм медленно проплывали над его головой, словно впитывали каждое прочитанное им слово. Они всматривались в его углубившееся в чтение естество своими интересующимися, пытливыми взглядами. Как только Слэйн увидел их, оказалось, что каждое облако приняло форму большого уха, – стоило ему так подумать, как он, и будто уловив его мысль, начали скрываться и расплываться в своём бесконечном и свободном плавании.

Когда он спустился к реке, то увидел на берегу Женеву – она сидела около костра и острым ножом стругала тонкую и острую палку. Заметив Слэйна, она оторвала взгляд от дела, опустив глаза, тихо поприветствовала его. Усевшись рядом с ней, смотря на быстрое течение горной реки, он задумался о недавно прочитанной истории. Закончив стругать палку и проверив большим пальцем остроту кончика, хмурясь, она сказала:

– Я наблюдала за тобой, ты начал читать дневник, это очень хорошо, только не жадничай, тебе придётся пережить всё сначала. Это будет очень болезненно. Сейчас половим рыбы, поедим и отправимся к одному человеку, который поможет тебе. Его зовут Иммануил, именно он помог моему отцу написать дневник и был его близким другом.

Слэйн подошёл к реке, зачерпнув рукой воды, сделал несколько глотков.

– Весьма необычно читать про детство, которого я совсем не помню. Мне приснился весьма странный сон.

Он вкратце рассказал ей свой сон, и Женева, слушая, стала собираться в путь. Она сказала ему направляться за ней и после долго молчала, что-то обдумывая и хмурясь. Когда они прошли немного вдоль реки и остановились у самой узкой её части, она попросила его перетаскать несколько тяжёлых камней к мелководью.

Он сделал, как она просила, остановился и, тяжело дыша, спросил:

– Послушай, ты сегодня не особо разговорчивая. Что случилось, это из-за меня? Неужели кроме тебя и этого Иммануила никто мне не поможет? Понимаешь, в подземелье мы с Капоне наткнулись на сборище агентов, у них были заложники, и твой отец рассказал мне про повстанцев, именно к ним я и должен был попасть. Ты отведёшь меня к ним?

Женева вдруг резко направилась к нему и стала двигать камни, которые он поставил, так, что они почти полностью перебивали сильное течение, образуя тем самым небольшую ванночку.

– Мой отец не всё смог предвидеть. После того как он отправился за тобой, в лагере ему на смену пришёл другой лидер, который настолько наивен и глуп, что рассчитывает заключить мир с агентами. Он готов пожертвовать тобой ради спасения остальных, но это совершенно неправильно. Мой отец строго-настрого приказал беречь твою жизнь. Единственный кто остался верен его идее, – это мудрый старейшина по имени Иммануил, которого большинство в деревне считают безумным.

Она принялась усердно высматривать что-то, подняв вверх острую палку.

Затем добавила уже шепотом:

– Я поклялась отцу, что отведу тебя к Иммануилу и что буду отвечать за твою жизнь.

– Аааап!!

Её мгновенный крик вывел Слэйна из задумчивости. Пронзив острой палкой огромную рыбу, Женева подняла её, шевелящуюся, к губам и, словно пытаясь ей что-то сказать, просунула той между жабр пальцы и хладнокровно сняла с наконечника свою добычу. Оглушив её одним ударом о камень, она положила рыбу рядом с костром и дала Слэйну такую же острую палку, приказав повторять за ней все действия.

Как только у него в очередной раз вышла неудача, он сел у костра на берегу и, отложив палку в сторону, достал виртуалик.