Совсем рядом было слышно, как рассыпались в низких поклонах тяжёлые и неуклюжие волны.

Уф…

Грузно набегала первая волна, словно знатная повариха, раскатывающая тесто скалкой взад и вперёд.

Уф…

Колосов сосчитал пять шагов до следующего глубокого вздоха.

Они вошли в воду, и кудрявые волны стали окутывать их по пояс своей массивной гривой.

Он крикнул Рощину:

– От мозга много проблем – он всего боится. Страх всего, даже самой жизни и смерти, как её главной составляющей. Когда я работал в мастерской, это время было самым бездумным. Полностью отдавшись той невероятной силе, которая лилась через мои руки и воплощалась в моих творениях, я чувствовал настоящую жизнь. Но мозг! Он проснулся, и для того чтобы мне успокоить его капризный накал, ничего не оставалось, кроме как вновь раствориться в наблюдении за ним и проигнорировать движение накатывающих гневливых волн.

Гришка громко расхохотался.

– Гневливые волны в голове несчастного аналитика!

Он поднял руки и стал выкрикивать в неспокойное мутное небо гулкие приветствия.

Сверкнула молния, прогрохотал раскатистый гром.

Рощина, с сильными и мускулистыми руками морского великана, осветило яркой вспышкой. Колосов заметил, как он широко улыбался, его мужественное лицо, выражающее блаженство и радость, принимало на себя сильные струи дождя.

Он прокричал:

– Там, на самой верхушке, божественность играется огромными медными шарами, сталкивая их вместе.

Его лицо ещё раз осветила вспышка яркой молнии, и в этот раз Колосов увидел, как его друга накрыла огромная волна. Рощин встречал её с распростёртыми объятиями, с безумным взглядом смотря сквозь весь страх, который был перед ним.

Колосову на мгновение стало страшно за своего друга: он бросился вслед за ним в надвигающуюся волну.

Он почувствовал, как его с силой отбросило в сторону.

Сопротивляться нет смысла.

От неожиданности он нахлебался воды, молниеносная паника охватила его и зажала в тисках.

Но скоро паника уходит в неизвестность, затуманенный образ рисует во всём его теле круги умиротворения и лёгкой безобидной тоски. Будто бы он наконец-то проснулся, потеряв бесчисленное количество времени, почувствовал, что устал ждать этого сладостного ощущения СЕБЯ.

* * *

Он совершенно не помнил, как оказался после этой необычной ночи у себя в мастерской.

Сколько времени прошло?

Снова была ночь, и он, словно выныривая из-под закутков ночных бурных волн залива, вновь стоял у нескольких восковых фигур.

Колосов посмотрел на них и вдруг вскрикнул от ужаса.

Перед ним стояло огромное сухое дерево, с обугленными от пожара ветками, на котором сидела, закрыв лицо руками, молодая девушка. Рядом находилась фигура мужчины с повязкой на глазах, его руки были обращены в сторону дерева, на лице изображены страшные муки. Из-под кровавой повязки стекали капли крови.

Колосов резко направился в сторону умывальника, как будто хотел смыть представшую перед глазами картину, как полуденную дремоту. Мышцы во всем теле крайне неприятно ломало, словно под кожей извивались неспокойные змеи. Ноги свело судорогой. Он что-то выкрикнул, но в следующий момент осознал, что не слышит ни единого звука. Стоя у умывальника, стараясь не смотреть в зеркало, он повернул кран и опустил сначала лицо, а затем и всю голову под мощную струю ледяной воды.

Перед глазами всё расплылось, постепенно ему стало легче, и он успокоился. В глазах в разные стороны расходились большие водные круги. Ещё большее изумление у него вызвал звенящий лёгкой свирелью дверной звонок, настолько знакомый и родной, что даже вначале он не поспешил на него.

Но в мастерской нет дверного звонка – следующее, о чём подумал Колосов, вытаскивая голову из раковины и автоматически протягивая руку к зеркалу, на крючке у которого всегда висело полотенце.

Но что-то молниеносное произошло внутри него, всё естество пронзило электрическим током.

Это не просто звонок.

Звонок из той квартиры, где они с Мариной снимали комнату.

Взглянув в отражение в зеркале, Колосов нервными движениями начал протирать глаза.

– Что происходит?! – уже выкрикнул он и нервным, дрожащим голосом добавил:

– Это невозможно, у меня паранойя…

Он осмотрел своё изображение в зеркале и заметил в нём себя самого, только три года назад. На нём те же джинсы и серая полинявшая футболка.

Дверной звонок продолжал надрываться.

Он развернулся к двери и через мгновение, оказавшись в прихожей, с сильным сердцебиением распахнул её.

Он не может понять, что ему хочется больше в этот момент – смеяться и радоваться, или кричать и рыдать. Он кричит громко, как ненормальный, поворачивая дрожащими пальцами ручку:

– Марина, любимая! Ты, неужели это ты!

Как только дверь открывается, немного помедлив, он убеждает себя на долю секунды, что это не сон, а реальность, и, радостно и звонко смеясь, крепко обнимает свою возлюбленную Марину. Затем, ещё раз внимательно вглядываясь в её изумленные глаза, целует несколько раз подряд в щеки, в нос и в губы.

Когда он заканчивает, она уставшим взглядом осматривает его и, слегка прищурившись, произносит:

– Что с тобой? Всё в порядке? Любимый, ты какой-то бледный…

Затем, прикрыв веки и тепло улыбнувшись, добавляет:

– Я тоже очень соскучилась…

Она прижимается к нему и по своей любимой привычке начинает слушать его беспокойное сердце.

– Я тебе твой любимый фрукт принесла, ты температуру когда в последний раз мерил? – Спросив, она с обеспокоенным взглядом заботливо проводит рукой по его лбу. Переменившись в лице, она вскрикивает:

– Да ты весь пылаешь! Лоб как раскалённая сковородка. Ужас какой! Ярик, да что ты улыбаешься, ты меня пугаешь!

Развернувшись и держа его за руку, она быстрым шагом направляется в сторону кухни.

Распаренная от готовки ужина и заботы о его самочувствии, она периодически поглядывает на него и, чуть ли не плача, произносит слегка виноватым голосом:

– Какая же я паразитка… Заразила тебя неделю назад, и теперь тебе приходится из-за меня так нелегко. Ты сегодня какой-то странный. Серьёзно, что за дела? У него температура под сорок, прям хоть «Скорую» вызывай, а он молчит и улыбается счастливой улыбкой. Что случилось? Ой… Всё не могу удержаться, такой ты сегодня милаха…

Поправив съехавшую на глаза чёлку, она садится Колосову на коленки, обнимает его и целует.

Он чувствует тепло её нежного и хрупкого тела, вдыхает полной грудью запах волос. Ему, как фанатично влюблённому, хочется до головокружения, не торопясь, ощущать и замечать каждый штрих в её теле. Каждое слово, удары сердца – всё это стало самым главным и долгожданным событием в его жизни.