Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сегодня хороший день, начало мне уже нравится. – Улыбаясь и говоря вслух, Колосов подошёл к стене и зачеркнул красным маркером на календаре вчерашний день.
– Отлично… уже завтра долгожданная выставка…
Стоило ему подойти к столу и взять упаковку с печеньем, как дверь в мастерскую распахнулась. На пороге стоял Рудак собственной персоной. Затягиваясь сигарой, он спокойным, умиротворённым голосом спросил:
– Завтракаешь? Пришёл составить тебе компанию. Доброго утра, Ярослав. Как настроение? – спрашивая, он уверенным шагом вошёл в мастерскую, подошёл к столу, взял одну из свободных кружек бросив в неё чайный пакетик, залил кипятком, не дожидаясь ответа, направился в другой конец мастерской. Открыв холодильник и присвистнув, он продолжил:
– Скудно завтракаешь, а для обеда продуктов уже не найдётся.
Продолжая дымить сигарой, Рудак направился к Колосову, поравнявшись с ним, встал и, так же как и тот, уставился на календарь.
Колосов повернулся к нему и, пока он громко отпивал горячий чай, ответил:
– Доброго утра, Александр Николаевич. Настроение отличное. Уже завтра произойдёт невероятное событие – наша вторая грандиозная выставка. Жду не дождусь нашего величайшего триумфа. Продукты действительно закончились, ещё вчера… к сожалению, я даже не заметил этого. Был сильно занят.
Рудак, серьёзно посмотрев на него, достал из кармана брюк бумажник и вытащил оттуда несколько крупных купюр. Он повертел их перед лицом и затем демонстративно положил их на стол со словами:
– Сходи, пожалуйста, Ярослав, сегодня в магазин и купи себе необходимые продукты. На этой вечеринке будет ещё больше знаменитостей, чем на первой. Прежде всего приедет мэр города. Ты со всеми заказанными фигурами закончил?
Колосов слегка изумился, но при этом, не меняя тона, ответил:
– Да… конечно. Все фигуры готовы. Пойдёмте, оцените работу.
Сказал и тут же направился в другой конец длинной мастерской. Остановившись напротив деревянного постамента, он снял длинное покрывало с трёх восковых фигур.
* * *
После того как Рудак покинул мастерскую, Колосов впал в лёгкую задумчивость. Странные ощущения были во всём теле, покалывало сердце, сводило мышцы ног, будто всю ночь напролёт он бегом взбирался на высокие горы.
Он предпринял попытку сфокусироваться на своём внутреннем состоянии, хотя мозг отчаянно сопротивлялся и выводил, словно мелом на доске, со скрипом, слова отчаяния, смертельной тоски и беспокойства.
Мысленно он растворился в окружающем пространстве, чувствуя себя лёгкой медузой, выброшенной на берег. Совершенно рядом ощущались боль и радость – их присутствие чередовалось внутри его естества, словно дыхание морского ветра и ощущение под ногами дышащей твёрдой поверхности.
Нужно начинать что-то делать и чем-то заниматься.
Он посмотрел на часы и по привычке отвёл глаза в сторону. В сердце будто с невероятной силой вогнали острый кол, вбивая его глубже и глубже.
Всё в порядке, ещё чуть потерпеть, и пройдёт. Время на часах – 09:23 утра.
Он совсем не помнит, сколько проспал сегодня, но знает, что закончил доделывать последние штрихи у оставшейся фигуры. А потом всё было как в тумане. Видимо, он всё-таки поспал и сейчас ему не совсем хорошо из-за стандартного творческого опустошения. Он выплеснул из своей души весь нектар своих чувств и создал новое творение для жизни. Теперь он выгорел – это нормально и естественно.
Ему ли не знать про это ощущение.
Подумав, Колосов подошёл к письменному столу и поднял крышку недавно подаренного Рудаком ноутбука. Проверив шнуры, подключённые к мощной акустической системе, он посмотрел на загоревшийся неестественно живым радостным отблеском аппарат и увидел, что музыкальный проигрыватель так и остался не свёрнутым с прошлого раза. Он пролистал список композиций и лёгким щелчком пальцев запустил свою любимую музыку для медитации, ту самую, с оттенками невесомых импульсов, посылающих сигналы внутрь сознания, помогающих освободиться от груза безмятежности. Для парения в глубоком космическом пространстве, как медуза в изящном танце – идеальный вариант.
Включив музыку, он сразу же ощутил незаметную вибрацию, которая начала щекотать что-то детское и очень глубоко затронутое внутри его естества. Слышалась лёгкая игра на гитаре – ненавязчивая, нежная и утончённая, будто музыкант, исполнявший эту мелодию, ласкал гитару, как любимую женщину.
Колосов прошёл по мастерской, покачиваясь, словно в лёгком танце. Подойдя к одному из столов, он налил в одну из кружек чай, находясь в бесформенном состоянии, прилёг на кушетку у входа в мастерскую, достал с полки одну из своих любимейших книг, открыл её на специально заложенном месте. Вслух он начал читать свои любимые строки. В нужный момент та или иная любимая книга оказывалась у него в руках, с закладкой именно в том месте, где находились строки, нужные закутанному в омут сознанию.
В очередной раз его спасали строки величайшего Германа Гессе.
Он повторял их слово в слово. Эта цепочка из слов, словно золотистая каракатица, ускользала наверх, ловко цепляясь за тёмные закоулки своими крючковатыми лапками и в самом конце, извиваясь, начинала сверкать перед самым его лицом своим изящным хвостом.
Этот хвост словно задел его по щеке.
Отрезвляющие строки, думал Колосов, читая книгу с упоением.
Вот так, боль и отчаяние, так же и как радости, прошли мимо, поблекшие, утратив свою глубину и значение. И страдания тоже отцветают и блекнут. Без сомнения, устареет и утихнет и эта боль, нужда в чём-то, они забудутся. Ни в чем нет постоянства, даже в страданиях.
Через час он вышел из мастерской, и у входа его встретил личный шофёр Рудака, молчаливый Яков. С самого первого дня их знакомства оба начали питать друг к другу чувства глубочайшего уважения. Вообще, его всегда привлекали молчаливые люди.
Кто умеет молчать, тот самый благородный добродетель, храбрец жизни. Молчаливые люди всегда будут в стороне, но все их силы направлены на действие. Они осторожно и основательно ступают по земле, их мысли нацелены на движение и прогресс, а внутренняя чувствительность льётся плавным потоком. Их осознанность и наблюдательность вносят величайший вклад в движение в безграничном пространстве мира. По-настоящему молчаливые люди на протяжении всей жизни будут общаться глухими фразами, для них не бывает исключений, это всего лишь общение для подпитки внутреннего огня, такого небольшого, как у свечи. Молчание – это наблюдение внутреннего огня свечи в кромешной тьме.
Слишком много слов приносят в своём угнетении сокрушительное пламя.
Колосову нравилось, что Яков иногда с ненавязчивостью спокойным голосом подносил к его внутренней свече зажжённую лучину, освещая пространство своих намерений.
И в этот раз, ничего не произнеся, лишь слегка улыбнувшись, он открыл заднюю дверь вытянутого «Мерседеса» бизнес-класса.