Словно в трансе следил я, как она разводит огонь. Я смотрелна отблески пламени на ее голых ногах. Серая шерсть Моджо, тихо поедавшего обедс тарелки, зажатой между лапами, припудрена легким снегом; то и дело онподнимал ко мне глаза.

Мое тяжелое человеческое тело все еще горело от температуры,но мне стало прохладнее, лучше, боль уже не была такой резкой, а озноб совсемпрошел. «Да, но зачем она все это для меня делает? Зачем? И что я могу для неесделать?» – подумал я. Однако, представив себе, что меня ждет впереди – погоняза Похитителем Тел, – я почувствовал приступ паники. Я слишком болен,чтобы уходить, мне предстоит провести здесь еще одну ночь.

Мы опять лежали обнявшись, дремали, пока на улице сгущалисьсумерки, и в тишине раздавалось только тяжелое посапывание Моджо. Пылал огонь вкамине. В комнате было тепло и тихо. Казалось, во всем мире стало тепло и тихо.Начался снегопад, и вскоре на землю опустилась мягкая, беспощадная ночная тьма.

Глядя на ее спящее лицо, вспоминая ее мягкий рассеянныйвзгляд, я почувствовал себя ее защитником. Даже в ее голосе слышалась глубокаягрусть. Что-то в ней указывало на внутреннее смирение. Что бы ни случилось,решил я, я не оставлю ее, пока не пойму, чем можно отплатить ей. К тому же онамне нравилась. Мне нравился ее внутренний мрак, ее скрытая сторона, а такжепростота ее речи и движений, искренность ее глаз.

Когда я в очередной раз проснулся, рядом опять был врач – вчерашниймолодой парень с желтоватой кожей и усталым лицом, хотя теперь у него был болееотдохнувший вид, а светлый халат сверкал чистотой и свежестью. Он приложил кмоей груди кусочек холодного металла и, видимо, слушал мое сердце, легкие илиеще какой-то внутренний орган в поисках необходимой информации. На руках егобыли некрасивые скользкие резиновые перчатки. И он тихо разговаривал с Гретхен,как будто меня там не было, о нескончаемых проблемах в больнице.

Гретхен оделась в простое синее платье, похожее, на мойвзгляд, на платье монашки, только оно было короче, а под ним – черные чулки.Волосы ее, прямые и чистые, красиво спутались и напомнили мне сено, из которогопринцесса пряла золото в сказке про Румпельштильцхена.

Из глубин памяти всплыл образ Габриэль, моей матери. В тожуткое, словно страшный сон, время, когда я превратил ее в вампира, онаобрезала свои золотые волосы, но за день, пока она спала сном смерти в склепе,волосы отрасли снова, и она чуть не лишилась рассудка, когда их увидела. Я помню,как не мог успокоить ее, она все кричала и кричала. Не знаю, почему я об этомвспомнил, глядя на так понравившиеся мне волосы этой женщины. У нее с Габриэльне было ничего общего. Ничего.

Наконец доктор закончил тыкать в меня прибором и слушать ивышел с Гретхен совещаться. Проклятые смертные уши! Но я знал, что почтиздоров. И когда он возник передо мной и сказал, что теперь я «в порядке», нужнотолько несколько дней отдохнуть, я тихо ответил, что всем этим обязан заботамГретхен.

На что он выразительно кивнул, издал несколько невнятныхзвуков и потом вышел навстречу снегу; его машина с тихим ворчанием проехала попереулку.

У меня прояснилось в голове и стало так хорошо, чтозахотелось плакать. Вместо этого я выпил еще восхитительного апельсинового сокаи начал думать… вспоминать…

– Придется ненадолго тебя оставить, – сказалаГретхен. – Мне надо купить продуктов.

– Да, и за продукты заплачу я. – Я положил руку ей назапястье. Все еще слабым, охрипшим голосом я сказал ей об отеле, о том, что вмоем пальто остались деньги. Их хватит, чтобы оплатить не только уход за мной,но и продукты; она должна взять их себе. Ключи где-то в моей одежде, объясниля.

Она повесила мою одежду на вешалки, и ключ действительнооказался в кармане рубашки.

– Вот видишь? – усмехнувшись, сказал я. – Яговорил тебе истинную правду.

Она улыбнулась, и ее лицо засветилось теплотой. Сказала, чтозаедет в отель и привезет мои деньги, если я соглашусь полежать спокойно. Несамая лучшая мысль – оставлять деньги валяться без присмотра, пусть даже вхорошем отеле.

Я хотел ответить ей, но меня клонило в сон. Потом в окошко яувидел, как она идет по снегу к машине. Увидел, как она забирается внутрь. Чтоза сильная личность, очень крепкие руки и ноги, но светлая кожа, и есть в нейкакая-то мягкость, из-за которой на нее приятно смотреть и хочется заключить еев объятия. Однако я испугался, потому что она ушла от меня.

Когда я открыл глаза, она стояла надо мной, перекинув моепальто через руку. Как много денег, сказала она. Она привезла все. Она никогдаеще не видела столько пачек денег. Я очень странный человек. Здесь околодвадцати восьми тысяч долларов. Она закрыла мой счет в отеле. Они за меняволновались. Они видели, как я бежал сквозь снег. Они заставили ее подписатьквитанцию. Она передала мне этот клочок бумаги, словно он имел какое-тозначение. Она принесла и остальные вещи – одежду, которую я купил и до сих порне вынул из пакетов и коробок.

Я хотел поблагодарить ее. Но где мне найти подходящие слова?Я поблагодарю ее, когда вернусь к ней в своем собственном теле.

Убрав весь мой гардероб, она снова накрыла для нас простойужин – бульон и хлеб с маслом. Мы вместе поели, она достала и бутылку вина, изкоторой я, по ее мнению, выпил больше допустимого. Должен отметить, что до сихпор я не пробовал человеческой пищи вкуснее, чем тот хлеб с маслом и вино. Такя ей и сказал. И мне хотелось еще вина, пожалуйста, так как опьянение мое былоисключительно возвышенным.

– Почему ты привезла меня сюда? – спросил я.

Она села на край кровати, глядя в огонь, перебирая волосы;на меня она не смотрела. И вновь пустилась в объяснения насчет эпидемии, насчеттого, что больница переполнена.

– Нет, почему? Там были и другие.

– Потому что такого, как ты, я еще не встречала, –ответила она. – Ты напомнил мне историю, которую я когда-то читала… обангеле, вынужденном спуститься на землю в человеческом теле.

Вспыхнув от досады, я вспомнил, как Раглан Джеймс говорил,что я похож на ангела. Я подумал о своем втором теле, блуждающем по миру,могущественном, но находящемся в его гнусных руках.

Она посмотрела на меня и вздохнула. Я ее озадачил.

– Когда все кончится, я приду к тебе в моем настоящемтеле, – сказал я. – Я откроюсь тебе. Может быть, тебе важно будетзнать, что тебя не ввели в заблуждение; к тому же ты такая сильная, и яуверен, что правда тебе не навредит.

– Правда?

Я объяснил, что, открываясь смертным, мы зачастую сводим ихс ума, ибо мы – существа противоестественные, но ничего не знаем ни осуществовании Бога, ни о существовании дьявола. То есть мы – религиозное видениебез откровения. Мистические персонажи, но без единой крупицы истины.