золы и перемешай золу, чтобы спрятать его»; но интересно, что в обоих рассказах отсутствует явное поношение со стороны других. В Евангелии от Луки отсутствуют даже намёки на критику или поношение; Мария вскоре наносит визит своей двоюродной сестре Елизавете (Лк. 1: 39–56), и её приветствуют как «Мать моего Господа». В Евангелии от Матфея беременность беспокоит Иосифа, и он хочет развестись с Марией, однако ангел во сне предостерегает его не делать этого. Возникает соблазн увидеть привнесение в Коран несторианских ограничений на почитание, причитающееся матери Иисуса. В любом случае среди сиро-персидских христиан, а также в Коране Марию высоко ценят, хотя и не называют «Теотокос» (Богоносицей). Во время родов её боль смягчает волшебный голос, она кормится от финиковой пальмы, и под ней появляется источник, дающий воду. Только когда она приносит ребёнка в семью, её начинают ругать и поносить: «Они сказали: „О Марьям (Мария)! Ты совершила тяжкий (или небывалый, или удивительный) проступок. О сестра Харуна (Аарона)! Твой отец не был скверным человеком, и мать твоя не была блудницей“» (Коран 19:27–28). Иными словами, материнство Марии навлекает позор на еврейскую семью священника. Мария не в состоянии ответить (аят 29), но ребёнок отвечает сам: «Воистину, я – раб Аллаха. Он даровал мне Писание и сделал меня пророком» (аят 30).

Спустя три дня ребёнок жив и испускает лучи света и звуки (тема 3: чудесный ребёнок); ребёнок спасён (тема 4).

Комментарий. Представление о воскресении на третий день приходит непосредственно из христианского вероучения. Ребёнка Гараба Дордже вынимают из ямы для золы, моют в молоке и ароматной воде и кладут на белую, безупречную шёлковую ткань. Эти «коррективы» со стороны принцессы напоминают попытки бальзамировать тело Иисуса в воскресный день после его смерти. Принцесса продолжает слишком много «думать»; теперь она представляет, что ребёнок – это тело-видимость будды, «или же это человек, который не может умереть». Даже её попытки истолковать события, связанные с рождением ребёнка, хотя они концептуальны и ошибочны, не мешают Гарабу Дордже донести своё послание. С риском зайти в своих предположениях слишком далеко, можно сказать, что упоминание о белой ткани (slar dar dkar po dri ma med), возможно, связывает эту историю с реликвией Плащаницы, которую, несомненно, знала Церковь Востока, поскольку до IX в. та хранилась в Эдессе, одном из ключевых центров этих сиро-персидских христиан416. В любом случае намёк на бальзамирование, вероятно, связывает этот фрагмент истории со странными именами, которые ребёнок получит позже.

Ребёнок питается облаками целебных средств, даруемых риши и другими небесными существами (это немного напоминает кормление ребёнка-героя в «первой истории» дикими зверями в природе: темы 5 и 6). Ребёнок быстро, волшебным образом растёт, что больше напоминает кораническое повествование о ребёнке Иисусе, который говорит, словно пророк, ещё будучи младенцем, чем с ребёнком из Евангелия от Луки, который становится словоохотливым лишь в возрасте двенадцати лет и который «преуспевал в премудрости и возрасте и в любви у Бога и человеков» (Лк. 2:52).

Ребёнок Гараб Дордже начинает демонстрировать преждевременные способности. Однако, в отличие от героя Центральной Азии, его дарования – не военные, а интеллектуальные. Ребёнок хочет обсудить Дхарму со своим дедом и группой учёных, которые служат при дворе царя. Он буквально приказывает своей матери дать ему разрешение, в отличие от послушного ребёнка Иисуса из Лк. 2:51. Царь кошана и его пятьсот пандитов противостоят божественной харизме ребёнка, однако он преодолевает их возражения.

Комментарий. Эта тема встречается в «первой истории» (темы 7 и 8), а также в жизни Будды, описанной в «Ланкаватара-сутре», «Лалитавистаре» и «Буддакарите». Здесь, конечно, присутствует сходство с ребёнком Иисусом, спорящим с учёными-раввинами в храме (Лк. 2: 41–52). В суре 19, с другой стороны, спор идёт не с учёными времён рождения Иисуса. Напротив, в этом повествовании ребёнок несвоевременно критикует богословские споры евреев и христиан – споры, которые разворачивались в период между жизнью Иисуса и появлением текста Корана шесть веков спустя (19:34–40). Тем не менее чудесного ребёнка в каждом случае отправляют в мир, чтобы он навёл порядок в ошибочных религиозных воззрениях.

В жизнеописании Гараба Дордже после победы в споре над пандитами ребёнок получает несколько новых имён. Среди них: Тот, Чья Природа – Мудрость, Ваджра Высшего Восторга, учитель Пепельный Вампир (или Зомби, поскольку он умер и вернулся к жизни) и Учитель Счастливый Вампир, поскольку ясно, что его попадание в яму для золы было смертным приговором. Итак, чудесное дитя «восстаёт из мёртвых», чтобы осуществить свою миссию.

Как и Иисус после своего крещения в Иордане (Матф. 3:13–17) и сорокадневного уединения в пустыне (Матф. 4:1–11), Гараб Дордже также уединяется в безлюдной пустыне, где, подобно своей матери, строит хижину из тростника и камыша (ag jag ma'i spyilphub, здесь используются те же слова, что описывают хижину монахини); в этом месте текст перекликается с Евангелиями, когда говорится, что уединение длилось тридцать два года (на два года больше, чем тридцать лет – известный, пусть и ошибочный, возраст Христа при крещении); в Евангелии оно длилось сорок дней.

После того как Гараб Дордже возвращается из затвора, возникает угроза со стороны царя тиртиков (небуддистов) (темы 2 и 9 «первой истории»), что напоминает противостояние Ирода, Ирода Тетрарха, фарисеев и саддукеев Иисусу. Как и в случае с Иисусом, опасность, вызывающая противостояние, – предполагаемый радикализм религиозного послания Гараба Дордже.

Как в Коране евреи не смогли убить Иисуса, так и тиртики не могут убить Гараба Дордже; подобно Иисусу, он возносится, не умерев (см. Коран 4:157–158).

Теперь, после тридцати двух лет размышлений обо всех буддийских писаниях, Гараб Дордже обнародует писания дзогчен. При поддержке дакини – гностической фигуры Софии / мудрости, сидящей верхом на драконе и окружённой молниями, три года он собирает писания и их перечни. Текст отсылает к устным учениям, которые доверяют не людям, но дакини. Текст завершается здесь упоминанием о «более краткой линии передачи».

После неоднозначного упоминания об «особых источниках» буддийских учений в тексте появляются образы мест для сожжения трупов, в этом случае расположенных в пяти йоджанах к северо-востоку от Бодхгаи. После описания ступы в тексте даётся апокалиптическая сцена извращённости, суетности и зла; из сострадания Гараб Дордже решает наставить обитателей этого порочного места при помощи другого женского персонажа, воплощающего мудрость.

Гараб Дордже приобретает единственного упомянутого ученика, праведного брахмана-буддиста по имени Манджушримитра, которому суждено достичь освобождения за одну жизнь. Всё повествование, кажется, сосредоточивается вокруг передачи [учения] Гараба Дордже одной этой фигуре.