Еще до полудня сюда двинулись сотни людей — судьи, герольды, трубачи, взволнованные дамы и девицы, одетые в теплые сюрко и меховые плащи, благородные отцы семейства, их слуги с корзинами, наполненными яствами и вином, сбитые в отряды и закованные в броню рыцари, вооруженные длинными затупленными копьями и турнирными мечами, оруженосцы и пажи, дюжие телохранители аристократов в саладах и бригантинах, с широкими палками (этим здоровякам нужно будет постараться на турнире не меньше, чем хозяевам!), солдаты для охраны, богатые горожане, все любопытные, которым было дозволено издалека наблюдать за роскошным действом. К полудню ристалище обросло гербовыми флагами и вымпелами, захлопали на зимнем ветру стяги всех цветов, ярко запестрили на фоне заснеженного пейзажа окрестностей Нанси.

Около полудня Почетный рыцарь, роль которого выполнял Рене Анжуйский, и герольды объехали ристалище и проверили, хороши ли натянуты канаты, которым до поры до времени нужно будет сдерживать пыл драчунов, крепко ли установлены барьеры. Когда же судьи, герольды и почетные зрители заняли свои места, рыцари — лотарингцы и савойцы — разделились на два отряда по двадцать человек в каждом и с двух сторон въехали на ристалище под флагами своих предводителей. Оба отряда сверкали на зимнем солнце начищенными доспехами, страусиные перья колыхались над их шлемами, пестрили гербовыми красками щиты и короткие накидки. Боевые кони, предчувствуя драку, храпели, пуская из ноздрей тучные струи пара. Но пока что канаты сдерживали всадников. Спешенные телохранители рыцарей, в саладах и бригандинах, с увесистыми длинными палками, толпились у ограждений по всему периметру ристалища — если их господин раненным упадет на землю, им нужно будет окружить его и не подпускать к нему противника, отражая нехитрым оружием удары турнирного меча или деревянной булавы. Ни в коем случае противник не должен пробиться к нему и приставить к его горлу свое оружие, пусть и потешное!

На самой высокой трибуне, возвышаясь над ристалищем, трубачи приставили свои инструменты к губам, и тотчас широкие жерла выстрелили звонкой и зычной медью в зимнее небо Лотарингии.

— Слушайте! Слушайте! Слушайте! — встав, выкрикнул все тот же вчерашний герольдмейстер, когда трубы умолкли. — Высокие и могущественные принцы, сеньоры, бароны, рыцари и дворяне, — он обращался к породистым драчунам, сдерживающим своих коней, тершихся железной грудью и боками по туго натянутому канату, — пусть каждый из вас поднимет вверх правую руку и направит ее к небесам…

Герольдмейстер сделал паузу, во время которой вверх взметнулись десятки рук, закованных в стальные наручи, в железных перчатках.

— Теперь все вместе, — продолжал герольдмейстер, — поклянитесь верой Христовой, вашей жизнью и вашей честью, что никого на этом турнире вы не поразите умышленно острием вашего меча, не ударите ниже пояса; что никто из вас не начнет нападать на другого, пока это не будет дозволено; что никто не нападет ни на кого числом большим, чем один, если это не тот, кто за свои проступки оставлен один для наказания; поклянитесь также, что если шлем противника свалится с его головы, то никто не прикоснется к этому рыцарю, пока он не наденет его обратно! Поклянитесь, что вы согласны с тем, что если вы умышленно сделаете обратное, то вы потеряете свое оружие и коней и будете с позором изгнаны с турнира!

— Клянемся! — разноголосо пронеслось по рядам рыцарей и дворян.

— Еще предупреждаю вас, что благородные судьи будут крепко наблюдать за порядком и что они могут карать все нарушения без пощады! Поклянитесь верой, жизнью и честью, что вы готовы признать любой их суд!

— Клянемся! — ответили бойцы.

— Да будет так! — зычно выкрикнул герольдмейстер. — Тогда рубите канаты и начинайте сражение! — еще громче прокричал он, повторив приказ трижды.

И только его последнее слово пронеслось над трибунами, как прислуга разрубила канаты и отступила. А сорок рыцарей, через решетки забрал бешено выкрикивая клич своих сюзеренов, разобрать который в общем реве было трудно, бросились в бой.

Долгие месяцы этих мгновений дожидались дамы и девицы! Трепетали, предчувствуя страшную драку, когда отважные мужчины двумя волнами налетят друг на друга, и сталь, подобно десяткам молний, ударится о сталь, а от лязга и хриплых выкриков заложит уши; когда начнется свалка, в которой трудно разобрать, кто друг, а кто враг; когда первый из рыцарей, оглушенный ударом турнирного меча или булавы, покачнется в седле, и его лошадь, вставшая на дыбы, уронит всадника в снег, а другие кони станут топтать его; когда вокруг будут метаться вооруженные палками слуги, не зная, как подступиться к лежащему; когда во все стороны будут лететь страусиные перья, точно на кухне, где заправский повар пытается разделаться с норовистым петухом; когда вслед за первым выбьют из седла еще пятерых, и они повалятся в ту же кашу, пытаясь встать, но будут сбиты закованными в сталь лошадьми, и копыта тяжелых скакунов будут давить их кирасы и ломать шлемы и черепа; когда все же слуги отважатся и бросятся на выручку своим хозяевам, но другие рыцари отбросят их, потому что нелегко взять эту железную, двигающуюся крепость, и только одна надежда, что она сама таки отползет в сторону, оставляя поверженных лежать с январском снегу, забрызганном кровью.

Куда уж тут до того, чтобы уследить, каким числом и на кого можно нападать!

Трибуна восторженно гудела — дамы ликовали! Вид уродующих друг друга дворян, иссеченных доспехов и неподвижно лежавших тел, алой крови на снегу приводили их в восторг. А слуги тем временем оттаскивали раненых рыцарей в стороны, передавая их на руки лекарям, и следили за продолжением битвы. Рене Анжуйский, выполняя роль Почетного рыцаря, без шлема, то и дело ездил между двумя барьерами, пытаясь уловить любой поворот жестокой потешной свалки.

Жанна смотрела на сражение, сжав кулаки, глаза ее горели, дышала она горячо, порывисто, точно сама была сейчас там, в гуще этой заварухи.

— Какое счастье, что Рене выбран Почетным рыцарем! — воскликнула сидевшая рядом с ней Изабелла Лотарингская. — А ведь он так хотел участвовать в сражении!

— Я бы тоже хотела оказаться там! — вырвалось у Жанны. — Вот храбрецы!

— Но поединок он не пропустит — ни за что не пропустит! — сама не в силах отвести глаз от бьющихся, быстро проговорила Изабелла.

— Поединок?

— А он вам не сказал?

— Нет.

— Завтра они будут сражаться на копьях, но там — другое. Это не так страшно, в поединке все зависит от ловкости!

Бой продолжался меньше четверти часа. За это время больше половины рыцарей были выбиты из седла, часть их успели унести с поля, другая часть, окруженная слугами, не подпускающими к хозяевам противника, все еще барахталась в снегу, пытаясь встать и продолжить бой. Некоторым изувеченным это даже удалось, их посадили на коней и они вновь, держа в руках мечи, пришпорив коней, бросились в поредевшие ряды дерущихся аристократов.

Но вот судьи стали шептаться, один из них подозвал помощника герольда, сообщил ему решение, тот бросился к герольдмейстеру, последний ткнул пальцем в трубачей, и они, встав над трибунами, вновь ударили медью в небо над ристалищем, играя отбой.