Танец подходил к концу, Рене готов был сдаться.

— А если он покалечит тебя? Что я тогда?.. — Рене едва не проговорился, чуть было не сказал: «Что я тогда скажу матери?» Но выговорил другое: — Что я тогда буду делать? Я несу за тебя ответственность!

Жанна усмехнулась вновь:

— Милый Рене! Я собираюсь ехать в Шинон к дофину Карлу не на прогулку, но чтобы просить у него войско. Если мне повезет, впереди меня ждут бои. Ради этого я всю свою жизнь старалась быть сильной, похожей на вас, мужчин, для этого я училась драться!

Последний аккорд смолк, Пьер де Монтон-Монротье поцеловал руку партнерши, и та направилась к мужу.

— Хороша я была? — подходя, спросила Изабелла.

— Великолепна! — улыбнулся Рене.

Изабелла пригляделась к мужу и гостье, насторожилась:

— Вы не поссорились?

Рене и Жанна серьезно переглянулись.

— Слава Богу, нет, — ответил молодой герцог и тут же обратился к Жанне. — Ты это твердо решила?

— Тверже некуда. — Она схватила руку своего нового друга. — Мне это нужно. Я справлюсь!

— Будь по-твоему, — кивнул он и направился к судьям, которые уже приготовились через герольдмейстера сделать новое заявление.

— Решила — что? — подозрительно спросила Изабелла у Жанны. — Что нужно и… с чем вы справитесь, Жанна?

— Сейчас вы все узнаете, милая Изабелла, — ответила девушка.

Рене что-то зашептал на ухо судьям, что кутались в теплые мантии, те нахмурились, затем посмотрели на герцога, как на сумасшедшего; пока он продолжал, нахмурились еще сильнее и, вытягивая головы, стали выглядывать объект своего любопытства.

Этим объектом была Жанна. Если бы строгих судей просил вельможа средней руки, и ходатайствовал бы он за обыкновенную аристократку, ему вряд ли пошли бы навстречу. Но просил-то сам Рене Анжуйский, принц королевской крови, герцог де Бар и зять хозяина Лотарингских земель, где проходил турнир. И просьба его касалась не кого-нибудь, а Девы Жанны, о которой только и говорили по всей округе, и тоже — принцессы. Да потом и любопытно было судьям посмотреть на нее, узнать, чего она стоит. Ведь эта Дева приписывала себе общение со Всевышним! Всем и всюду говорила, что заручилась Его поддержкой! А далеко не все судьи являлись приверженцами дофина Карла Валуа, кто-то сочувствовал герцогу Бургундии — Филиппу. Интересно им было, что мог сделать на ристалище хоть и молодой, но уже опытный рыцарь с этой самонадеянной деревенской девчонкой с голубой кровью! Его светлость герцог Анжуйский сказал, что она владеет оружием? Что ж, завтра они посмотрят на это диво!

Называя пары дерущихся, судьи объявили:

— Эмона де Маси по прозвищу Отважный бургундец, рыцаря, завтра на поединок вызывает Дева Жанна!

Судьям было самим интересно, как сейчас откликнется двор на этот вызов. Парадная зала зашумела, все искали глазами отважную и, по всему, сумасшедшую женщину. А сегодняшний герой, удержавшийся в седле, бросился к судьям:

— Это шутка, сеньоры?

— Нет, сир де Маси, — отозвался гербовый судья. — Это не шутка. За Деву Жанну с ее просьбой хлопотал монсеньер герцог Анжуйский!

Эмон де Маси уставился на Рене, но тот лишь галантно поклонился, что означало: так оно и есть. Тогда бургундец отыскал взглядом Жанну, смотревшую на него с вызовом, и вновь обратился к судьям.

— Я не буду драться с женщиной! Это смешно!

— Вы испугались? — шагая к нему, спросила Жанна.

Перед ней расступались. Все замерли, смолкли даже менестрели. Юная Изабелла глаз не могла отвести от своей гостьи — до нее доходили слухи о чудачествах дальней родственницы, но чтобы вот так?

— Господи, Жанна, — вослед ей пробормотала Изабелла, но девушка уже не слышала ее.

Юная герцогиня быстро поняла: отговаривать их гостью — дело пустое. А из толпы уже выходили Бертран де Пуланжи и Жан де Новелонпон, до того скромно пребывавшие в кругу простых рыцарей и дворян, равных себе по званию.

— Я не буду драться с женщиной! — грозно повторил Эмон де Маси. — Я — рыцарь!

— Тогда я назову вас трусом, рыцарь, — сделав ударение на последнем слове, усмехнулась Жанна.

— Что?!

— Вы слышали, Эмон де Маси. И все вас будут называть не Отважным бургундцем, а Трусливым. Вы хотите этого?

Светловолосый бургундец стал красным, как вареный рак.

— Если бы вы не были женщиной, Дама Жанна, — свирепо сказал он, — то я бы наказал вас!

— Каким образом?

— Скрестил бы с вами мечи, и не турнирные, а боевые! И, клянусь, я бы убил вас!

— Прекрасно! — Жанна оглядела перешептывающихся рыцарей и дам. — Скрестите же со мной копья, разве не об этом я прошу вас?

— Так вы принимаете вызов, рыцарь де Маси? — спросил гербовый судья.

Его занимала эта перепалка, такое он видел и слышал впервые в жизни! Бургундец медлил.

— Решайте, рыцарь, как именовать себя всю оставшуюся жизнь, — нанесла ему еще один укол Жанна.

— Согласен! — рявкнул Эмон де Маси. Он обернулся к судьям. — Я согласен! — И вновь взглянул на Жанну. — Но… пеняйте на себя, Дама Жанна.

— Непременно! — уверенно откликнулась девушка.

Оставшаяся часть вечера была смазанной. Вызов Жанны ошеломил всех. Теперь все участники турнира и сегодняшние зрители ждали только одного — завтрашнего дня.

Рене Анжуйский, уперев руки в боки, стоял посреди просторной оружейной. Ярко горели факелы в железных гнездах. Со стен и столов на молодого герцога смотрели сотни мечей и щитов, кирас, шлемов, секир и булав, кинжалов и арбалетов. Этим арсеналом можно было вооружить целую армию!

Минуту назад он смерчем ворвался сюда в сопровождении своих друзей и слуг.

За его спиной дожидались Жанна, оруженосец Рене — Жан де Дьёлуар, оруженосец последнего — Жюльен, не так давно расставшийся со званием пажа, сторож этой горы железа, два оружейника, а также рыцари Девы — Бертран де Пуланжи и Жан де Новелонпон. Каждый из них тоже держал в руке по факелу. Двое последних до сих пор не могли прийти в себя после вызова, брошенного Жанной — бургундцу.

— Какая муха тебя укусила? — прошептал Жан де Новелонпон. — Что мы скажем сиру де Бодрикуру?

— Вот именно! — услыхав его слова, нарочито серьезно воскликнул Рене. — Что вы, господа, скажете моему другу и советнику сиру де Бодрикуру? Подумайте об этом!

Рыцари потупили взоры. Не того они были ранга, чтобы запросто шутить с Рене Анжуйским. А девушка с восторгом смотрела на оружие — и дела ей никакого не было до беспокойства своих друзей. Куда тут было сравниться с этой роскошью оружейной Вокулера!

— Так-так, — говорил Рене Анжуйский, разглядывая свое сокровище. — Где же они? Где? Надо подумать. Три года назад я сам завернул их в масляную тряпку и спрятал в сундуке… Знаю! — он хлопнул в ладоши и обернулся на своих оруженосцев. — Клянусь Богом, знаю!