Но оставшийся десяток рыцарей не слышал медных труб — тяжелого резонирующего звука, от которого даже звери в окрестностях Нанси, и те, верно, прижимали уши. Они слышали только одно — музыку битвы, звучные аккорды сражения. Тогда к трубачам присоединились все остальные, вплоть до музыкантов, каждый, у кого была труба или рог, дудели в него, и снег готов был повалить от такого завывания, а дамы и особенно девицы зажали туго укрытые платками уши. Вырвался на ристалище Почетный рыцарь и понесся вокруг бьющихся, выкрикивая: «Мечи в ножны, сеньоры! Мечи в ножны!» Только минут через пять, и не все сразу, рыцари очнулись от азарта битвы, стряхнули наваждение. Пар шел от них и закованных в броню взмыленных лошадей, которым тоже досталось. Один из рыцарей снял шлем — это был Пьер де Монтон-Монротье. Лицо его горело, точно героя варили в котле, пот катил градом, заливая глаза, но савойец был счастлив. Одновременно с ним сорвал с головы шлем, на котором не осталось ни одного пера, и оруженосец Рене Анжуйского — Жан де Дьёлуар. Он был точь-в-точь как его противник. Увидев оруженосца, Рене вздохнул спокойно: он сильно бы горевал, окажись его друг под копытами коня.

— Роскошный бой! — ноздри Рене раздувались, когда он подъехал к трибуне, где сидели его тесть, Анизон, Изабелла и Жанна. — Восторг моего сердца! Кажется, двух рыцарей кони затоптали насмерть! — Он с укором взглянул на жену и дю Мэй. — Вы меня лишили великого наслаждения, дамы, лично принять участие в сражении!

А герольдмейстер уже выкрикивал над трибунами:

— Пусть знаменосцы выйдут, покинут ристалище и возвращаются на свои постоялые дворы; что до вас, сеньоры, принцы, бароны, рыцари и дворяне, что сражались на этом турнире перед дамами, то вы так хорошо исполнили ваш долг, что теперь можете покинуть ристалище! В добрый путь: награда ждет вас, и уже скоро она будет вручена дамами тому, кто ее заслуживает по праву!

Первым, как и положено, ристалище покинул Почетный рыцарь, за ним потянулись знаменосцы, и уже следом драчуны, кто мог усидеть в седле после жестокой трепки. Один из уцелевших был Эмон де Маси, Отважный бургундец. Проезжая мимо трибун, где сидели дамы и девицы, он отыскал глазами Жанну, низко поклонился ей и послал воздушный поцелуй.

— Вы, кажется, не на шутку приглянулись этому бургундцу? — улыбнулась Анизон дю Мэй. Ее глаза лукаво блестели. — Что скажете, Жанна?

— Скажу, что с удовольствием скрестила бы с ним мечи! — откликнулась девушка.

— Что вы, Жанна, мужчины существуют не только для боев! Иногда они могут сгодиться и для других дел, не менее ратных, но где можно обойтись без стали! — Она рассмеялась своей шутке. — Не так ли, милая Изабелла?

Старый герцог, пропустивший слова любовницы мимо ушей, но уловив ее жизнерадостный смех, а с ним — имя дочери, к которой он был очень привязан, также обернулся к Изабелле:

— Что ты хотела сказать, моя дорогая?

— Анизон делится своим опытом с Дамой Жанной, как использовать мужчин по своему усмотрению, — ответила юная Изабелла.

— О-о, — усмехнулся герцог, — это ей хорошо известно!

Этим же вечером, когда недавние бойцы наспех зализывали свои раны, во дворце, ярко освещенном факелами и крестообразными люстрами с подсвечниками, оруженосец Жюльен при всех отдал шарф «Благоволение дам» Рене Анжуйскому, а тот вернул его двум дамам — жене и Анизон дю Мэй. Дамы же передали этот шарф судьям. После этого судьи и Рене Анжуйский пригласили Изабеллу и двух благородных лотарингских девиц для церемонии вручения наград победителям. Юная дама и две девы удалились в глубину залы, где до времени была спрятана почетная награда. Теперь пришло время обойти с ней три раза парадную залу дворца. И тут перед дамами выстроилась настоящая процессия — впереди шел трубач, выдувая нехитрую, но звонкую и торжественную музыку, за ним — герольды и все их помощники, далее — сам герольдмейстер. После него торжественно шагал Почетный рыцарь, вооруженный коротким копьем, на котором совсем недавно был шарф. И только следом за ним величаво плыла Изабелла — она держала на золотом блюде укрытую платком награду, а две девы сопровождали ее по левую и по правую руку.

Три круга были сделаны. Процессия возвращалась к рыцарям и дворянам, что участвовали в турнире. Трубач, герольды и Почетный рыцарь отступили, и юная Изабелла остановилась перед Пьером де Монтон-Монротье.

Вперед шагнул герольдмейстер:

— Смотрите, сеньор де Монтон-Монротье, вот благородная дама, прекрасная герцогиня д, Анжу, сопровождаемая Почетным рыцарем и господами судьями, которые пришли вручить вам награду турнира, потому что вы признаны рыцарем, который сражался сегодня лучше всех в схватках турнира, и благородная дама умоляет вас, чтобы вы приняли это с доброй волей!

Одна из дев сорвала платок с блюда, сразу вспыхнувшего ярким солнцем, и в свете факелов золотой перстень сверкнул изумрудом.

Пьер де Монтон-Монротье взял перстень в крепкий кулак и поцеловал Изабеллу и двух девушек из благородных семей.

— Умереть, но не сдаваться! — хором выкрикнули герольды боевой клич героя-победителя.

— Вы окажете мне честь танцевать со мной? — спросил победитель у герцогини.

— Да, рыцарь, — ответила юная Изабелла.

Даже если бы она и не захотела танцевать, отказать бы не смогла — этот танец был частью торжественного ритуала.

Рыцарь и герцогиня, встав в надлежащую позицию, скрестили руки, Изабелла прихватила левой рукой длинное платье. Менестрели заиграли мелодию, и пара стала танцевать.

Встретив взгляд Жанны, Рене улыбнулся, подошел к девушке:

— На сегодня моя миссия подходит к концу. Этим танцем день и закончится. Вот только судьи объявят о завтрашних поединках…

— Я хочу драться, — сказала Жанна.

— Что? — поглядывая то на жену, то на гостью, рассеянно переспросил Рене.

— Я буду драться с бургундцем! — повторила девушка. Она усмехнулась. — Отважным бургундцем.

— Ты это серьезно?

— Да.

Рене помрачнел.

— Он… сильнее тебя.

— Посмотрим!

— Судьи могут не позволить, ты — женщина.

— Я — Дева Жанна!

— Но ты не заявляла о своем желании участвовать в сражении.

— Вот и помоги мне, Рене! Пожалуйста…

Танец был в самом разгаре — Пьер де Монтон-Монротье оказался не только храбрым воином, но и прекрасным танцором. Было ясно, что не только в битвах, но и при дворе своего сюзерена Амедея Восьмого, герцога Савойского, времени он даром не терял.

— У тебя нет доспеха, Жанна, — продолжал возражать молодой герцог Анжуйский.

— Ты сам хвалился, что у тебя есть твои юношеские доспехи, сделанные в Милане, и не одни!

Рене выдохнул:

— Поединок на копьях — безумие!

— Прошу тебя!