крышка. Он погнал машину к старому мосту (им почти не пользовались). Был уже первый час ночи. Приехав на мост, он в спешке вытащил тело Бекки из машины и сбросил его с моста.

Рэй не совладал с собой. Не смог. После всего услышанного он жестоко отделал Паттерсона ни сказав ему ни слова. Рэй нашел порошок в его сумке. «Допрос» Рэй вел в гадюшнике, который Тимми называл своим домом. Молча и жестко он заставил Паттерсона вынюхать содержимое трех пакетиков. Когда торчок начинал орать или умолял о пощаде, Рэй снова принимался за дубинку. Он прекрасно понимал, что может сделать с ним что угодно. Потому что, когда это ублюдок всплывет, копам тридцать восьмого участка не будет до него никакого дела. Одним меньше — и хорошо. После того как Паттерсон перестал корчиться в конвульсиях и забрызгивать себя кровавой пеной, Рэй вынес его через черный ход и погрузил в багажник машины Паттерсона. Сел на водительское сиденье. Завел мотор. И повез мертвое тело в сторону Ривер-Роуд. К старому мосту.

Он ничего не рассказал Энни. Они стояли обнявшись, в своей светлой кухне, а за окном снова собиралась гроза. Так прошло несколько минут. Затем Энни подняла голову и прошептала на ухо Рэю:

— Спасибо…

По стеклу застучали первые капли дождя.

* * *

Энни начала приходить в себя. Вернулась на работу и к домашним делам. Вошла в привычную для себя колею. А еще, что приятно удивило Рэя, начала больше времени проводить в компании его друзей. Особенно с Мэй, Одри и Маргарет. О том, что могло вызвать такие перемены, Рэй старался не думать. Естественно, они и раньше ходили на посиделки с его друзьями, но Энни обычно не проявляла особенного энтузиазма. А сейчас же, напротив, сама охотно предлагала сходить в гости. Возможно, после смерти Бекки у Энни не осталось по-настоящему близких друзей? Или она не желала поддерживать связь с их с Бекки общими знакомыми? Рэй не хотел вдаваться в подробности. Он видел, что Энни вылезла из «ямы отчаяния», и молился, чтобы больше она туда не падала. Иногда лучше все оставить как есть.

На самом деле Энни просто казалось, что молодые женщины, с которыми она решила сблизиться, сильнее отгорожены от мерзостей этого мира. Что они — девушки или жены полицейских — находятся в безопасности, смогут понять ее, защитить.

Энни больше не хотела никого терять.

* * *

Энни видела тех, чьи мужья погибали во время служебных операций. Она им сочувствовала, помогала и очень боялась. Не понимала, как они справляются с этим горем? Конечно, «Ассоциация полицейских» и правительство выплачивали компенсацию и пенсию семьям погибших при исполнении, но разве это поможет пережить такое? От горя не откупиться ни серебром, ни золотом. А ведь у многих оставались дети. Как они продолжают жить? Насколько глубока «яма» их отчаяния? Для Энни не стоял вопрос, как относиться ко всему этому, вопрос был — как жить с полицейским, которого ты любишь, и не трястись от постоянного страха, что каждый их день может стать последним?

Однажды они с Маргарет выбрались за город: присмотреть домик, чтобы в выходные отправиться туда всей компанией. Место было потрясающее! Тихое, спокойное, на берегу небольшого озера, с огромной летней террасой.

— Мне нужно кое-что у тебя спросить, Маргарет, — сказала Энни.

— Насчет Рэя?

— Как ты поняла? — удивилась Энни.

— Вижу по твоему задумчивому взгляду. Его узнает каждая жена полицейского.

— Пойми меня правильно. Я люблю Рэя и хочу провести с ним всю свою жизнь. Я уважаю женщин, мужья которых погибли на улицах. Но я жутко боюсь, Маргарет. В душе я понимаю, как ко всему этому относиться. Но мысли — они как пчелиный рой, не дают мне покоя. Я не понимаю, как мне жить, каждый день находясь рядом с ним и зная, что, возможно, он не придет вечером домой. Когда они уходят в рейд, любой звонок телефона для меня — как гром среди ясного неба. Я постоянно думаю об этом.

Маргарет молчала. Потом повернулась к Энни и задала вопрос, который та никак не ожидала услышать.

— Как ты считаешь, много ли в мире людей, думающих о том, о чем ты сейчас говоришь?

Энни недолго помолчала, потом ответила, слегка покачивая головой:

— Наверное, нет. Не все же служат в полиции.

— Тогда скажи мне вот что. Ты с кем хочешь провести свою жизнь — с копом или с любимым человеком?

Энни озадаченно смотрела на Маргарет.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду. Рэй полицейский, я его люблю, но эти мысли…

Маргарет не дала Энни договорить.

— Я имею в виду, что тебе нужно для себя решить с кем ты хочешь жить. С Рэем-полицейским или с Рэем — любимым мужем?

Энни молчала.

— Я хочу сказать, — продолжила Маргарет, — что ты думаешь об этом только потому, что «приблизилась» к миру улиц. Миру смерти. Нашему миру. Потому что живешь с полицейским и знаешь, что в любой момент его могут убить. Но скажи, разве продавца или булочника, идущего домой, убить не могут? Пристрелить или зарезать ради мелочи в кошельке?

— Ну, наверное… — снова начала говорить Энни, но Маргарет не дала ей прервать себя и в этот раз.

— Конечно, могут. Никто не застрахован от этого. Но жены не полицейских не думают об этом, каждый раз целуя мужа на прощание перед уходом на работу. Они не ждут того самого — страшного — звонка телефона. Они продолжают проживать свой день. Занимаются повседневными делами, работой. И вечером, встречая мужа, не испытывают облегчения оттого что с ним все хорошо. Просто они и не ждут чего-то плохого. Но мы — это другое. Мы знаем, куда идут наши мужья и что может случиться. Мы видим это, когда приходим поддержать наших знакомых. Тех, кто дождался своего страшного звонка. Но. Тебе нужно решить, с кем ты хочешь провести свою жизнь — с Рэем-копом или с Рэем — любимым мужем.

— А с кем живешь ты, Грета? — тихо спросила Энни.

— Я живу с любимым мужем. Потому что знаю, что случиться что-то может даже тогда, когда он не надевает форму.

Всю обратную дорогу Энни молчала, переваривая сказанное подругой. Когда они приближались к городу, Энни поняла, с кем хочет провести жизнь. И еще она поняла, что если сотни женщин, будучи женами полицейских, мыслят, как Маргарет, то и она сможет. Пусть не сразу, но сможет. Пришло время заколотить досками «яму отчаяния», из которой она выбралась. Чтобы больше