полиции на месте Блохина и Саранчаева также образовались две червивые кучки. Из одной выпорхнула крупная саранча и метнулась сквозь решетчатое окно на улицу. Из второй выпрыгнула крупная блоха и устремилась следом. Тут же раздались крики и призывы сокамерников с требованием убрать червей.

Дежурный распахнул двери и застыл от изумления.

Василий, после исчезновения Зовалевской и Вяземского, признался Пантарчуку:

– Кажется, я не знаю больше ни одного иностранного языка. Представляете, не могу вспомнить, как по-английски произнести: «Я надеюсь, что Прондопул не вернется».

– Да и черт с ними, с языками, – буркнул Петр. – Говори по-русски. Это надежнее.

– А почему в больнице вы записали меня как Магдалину?

– Потому что на дороге после аварии это было первое имя, какое ты вспомнил.

Василий сосредоточенно помолчал и снова проговорил:

– Сейчас у меня в голове возникло имя: Мария Магдалина. Оно не дает мне покоя. Не понимаю, откуда оно. Может, это моя знакомая. – Василий пожал плечами.

Пантарчук покачал головой:

– Вот уж твоей знакомой она никогда не могла быть. Она умерла две тысячи лет назад.

– Да?

Петр ничего больше не сказал, и Василий отступился. К ним задумчиво подошел Грушинин. В глазах плавала растерянность.

Часть вторая

Возвращение

Глава двадцать шестая

Поездка

Последнюю неделю в памяти Василия спонтанно возникали непонятные картинки: в тумане перемежевались очертания людей, из дымки выплывало хорошее женское лицо в длинной белой одежде и медленно терялось. Иногда мерещилось, что ступал он по незнакомым улицам и обветшалым тротуарам небольшого городка с каким-то старинным названием. Шел мимо неотчетливых контуров домов, мостов и темной реки. Пытался прочитать расплывчатые рекламные вывески. Потом все пропадало, и он снова видел перед собой рабочий стол и монитор.

Вот сейчас он сидел за компьютером и пытался удалить вирус. Третий день подряд тот трепал ему нервы. Возникало ощущение беспомощности. Василий вырывал это чувство из себя, как будто сдирал собственную кожу. Злился. Вирус точно нетленный, переходил из программы в программу, непредсказуемо ломал изображение на экране. То гасил его, то рябил, то воспроизводил нечто непонятное с абрисами возвышения с нечитаемыми надписями. И будто бы слышался далекий звон колокола из глубины экранного тумана.

Василия это тревожило, вызывало нетерпение, куда-то влекло. Словно бы разгадка была близка. Словно бы память что-то нащупывала. Но тут же все распадалось. И он опять продолжал гоняться за вирусом.

На рабочем столе Пантарчука лежала стопка бумаг. Петр придвинул ее ближе, потянулся за авторучкой, но отвлек звонок мобильника. Голос был осипшим, свистящим, Петр не узнал его, пока не услышал имени.

– Привет, Петро, – прошипело в трубке. – Неделю сижу один, как сыч, чую – дичать начинаю, думаю, дай-ка напомню тебе о себе.

– Не понял, – озадаченно пробасил Пантарчук. – Кто это?

– Не узнал, что ли? – просипело в ответ. – Это же я, Петро: Александр! Охрип, понимаешь, наорался с дури, вот связки и отыгрываются на мне. Теперь легче мычать, чем говорить. Выбрался на дачу, надеялся быстро поправить горло в тишине, но быстро только тараканы бегают, а связкам время нужно. Приезжай на недельку, а то я от одиночества стал уже человеческую речь забывать. Ты же не был на моей новой даче. Поглядишь, что я приобрел. Отказ не приму. Тут расстояние – клоп чихнул, меньше ста километров. Адрес я тебе сообщал, надеюсь, не потерял, дорогу найдешь.

– Найду, Саша, найду. Может, на денек – другой оторвусь. Подумаю, – узнав своего московского приятеля, ответил Пантарчук, пытаясь в этот миг вспомнить, где записан адрес, и добавил: – Без предварительного звонка в любое время суток.

– Можешь даже кем-нибудь разбавить компанию, хоть самим чертом, места всем хватит, – прохрипел Александр, и трубка умолкла.

Петр посмотрел на часы и в записную книжку. В общем, особых дел у него сейчас не предвиделось, можно было пару-тройку дней расслабиться. Поднялся из кресла и почему-то подумал о Василии. Тот вполне мог бы составить компанию. К тому же смена обстановки для его памяти была бы не лишней.

Пантарчук грузно прошелся по кабинету, несколько раз хмыкнул и принял решение.

Василий сидел на заднем сиденье рядом с Петром. Смотрел в боковое стекло, молчал. Мелькали машины, дорожные знаки, перекрестки, повороты, населенные пункты.

Через полчаса пути водитель свернул на дорогу из двух полос и оглянулся на Петра:

– Половину проскочили, Петр Петрович. Осталось примерно столько же.

– Ты не скачи, а вези, как положено, – проворчал Пантарчук.

Дорога неслась под колеса, сокращая расстояние. Вверх-вниз по холмам, по мостикам, мимо деревень. Василий не отрывал глаз от нее, и Петр заметил, как тот все больше напрягался.

Вот за крутым поворотом справа от дорожного полотна возникла стела, обозначившая Курган Славы. Насыпной курган, окаймленный памятными плитами с барельефами, вечным огнем, пушкой на постаменте. Слева от дороги – высокая скульптура бойца.

Василий неожиданно схватил водителя за плечо:

– Стой!

Тот ударил по тормозам:

– Чего в ухо орешь?! – Обернулся, краснея шеей. – От тебя одна морока!

Василий смотрел на мемориальный комплекс:

– Я видел этот курган, – сказал Петру. – На экране монитора. Возвышение. Но не мог сообразить, что это. Было все смутно. И звонил колокол. Теперь понимаю, по ком звонил колокол. Этот курган похож, очень похож на то возвышение.

– Похож не означает, что это именно он, – пошевелился Петр. – Экранную муть можно представить чем угодно. Присмотрись внимательно. Не хотелось бы гоняться за призраками.

– Я уверен, не знаю почему, но я уверен, – торопливо, с дрожью в голосе, выпалил Василий. – Скоро должен быть город, я хочу проехать по нему.

Пантарчук кивнул, встретив вопросительный взгляд водителя:

– Я согласен, проедем в город. – Волнение Василия начинало передаваться ему. – Посмотрим. Интересно. А вдруг именно этот городок оживит твою память. Надеюсь, что он не переименован в Шестипаловск какой-нибудь.

Шины автомобиля снова зашуршали по асфальту.

Кондиционер охлаждал воздух, но Василию от взволнованности было жарко, он разрумянился, расстегнул ворот фиолетовой рубашки, глубоко дышал.

Мемориальный комплекс остался позади, проехали поворот к деревням, в одной из которых была дача Александра, и скоро увидели бетонную стелу с гербом в виде двух скрещенных булав, цифрами года образования и названием городка. Впереди многоэтажными домами замаячила окраина.

Город был небольшим, состоял из нескольких микрорайонов, обособленно отстоявших друг от друга, связанных между собой дорогами. Проехали по улицам всех микрорайонов. Колесили битых три часа. Запал Василия на глазах начинал таять. Он ничего не узнавал, сник, замкнулся, вжался в спинку сидения, глядел потерянно и удрученно.

Петр был разочарован.