себе сильно взревел, автомобиль без участия шофера сделал резкий рывок вперед. И тьма пропала. Тусклый свет обычного позднего вечера окружил. Три машины стояли перед домом, и на столбе горел светильник.

Константин набрал в легкие воздух и решительно вышел из салона. Двор, дом, подъезд – все незнакомое. Но интуиция подсказывала, что добрались до места. Из других авто высадились оперативники, Вяземский, Зовалевская и Пантарчук с Василием.

Не успели оглядеться, как на всех напала сонливость. Головы отяжелели, веки стали слипаться, на ногах стояли с трудом. Константин сквозь дремоту мотнул головой, пытаясь вырвать себя из полусна. Громко подал голос, встряхивая других. Они зашевелились. Петр с Василием подошли к нему.

Грушинин показал на подъезд, и вся гурьба шагнула за ним. Только Василий стоял, щелкал костяшками пальцев, напряженно играл скулами. Потом не очень уверенно направился к углу дома. Петр оторвался от гурьбы и бессознательно последовал за ним. Константин оглянулся, остановился, постоял в раздумье и повернул туда же.

И тут вечернее небо, как перед дождем, изрезалось вспышками молний и исторгло раскаты грома. В лица ударил ветер, низко над землею заклубились тучи. Вихрь рвал одежду, свистом терзал перепонки. Норовил сбить людей с ног, разрывы молний, как живую ткань, драли воздух над их головами.

Грушинин, Василий и Пантарчук смутно ощущали близость Прондопула. Зовалевская жалась к плечу Вяземского, пугалась каждого разрыва. Вениамин втянул голову в плечи. Оперативники сгрудились, подставив ветру спины.

Василий сквозь сопротивление стихий дошел до середины торцевой стены, стал, повернулся к ней лицом и сделал шаг. Но тут мощный удар молнии остановил, оплавив перед ним землю. Зовалевская попятилась, оперативники откачнулись. Василий сжал кулаки, отдышался и твердо ступил дальше. Прикоснулся к стене.

Все вмиг увидали дверь с красной лампочкой над нею. Грушинин чуть отодвинул Василия, но войти не успел. Дверь распахнулась, выплеснув ослепительный свет, и на пороге возникла черная фигура архидема в костюме. Взгляд Константина наткнулся на его пронизывающие кроваво-черные глаза. Рука Прондопула качнулась в сторону Вяземского и Зовалевской:

– Вы им верите? – спросил у Константина.

В воздухе заметались молнии, заполыхали из края в край, исполосовали небосвод, пугая людей. Но Грушинин ответил:

– Они свидетели возможных преступлений!

Прондопул неприятно засмеялся. Его смех окатил холодом, съеживая кожу. Константин содрогнулся, Петр напрягся, Вениамин и Антонина скукожились. Никому прежде не доводилось слышать смеха архидема, но лучше бы его не слышать вовсе.

– Черви! – рассек тишину голос Прондопула. – Я отправлю вас в навозные кучи! Вы беретесь судить о делах, неведомых вам! Надо мной один судья – Властелин Игалус!

– Вы ошибаетесь, архидем, – воспротивился Грушинин. – Мы будем судить вас по нашим законам.

– Ваши законы бездарны и временны, как вы сами! – ответил Прондопул и сверкнул глазами на Вяземского и Зовалевскую. – Вы изменили не мне, вы изменили вечному Закону Игалуса, это ваш конец!

Голова Вяземского по уши ушла в плечи, он подавился собственной слюной, хватанул ртом воздух и через силу выпихнул:

– Меня обвинили в том, чего я не делал.

– Ты испугался червей, значит, сам остался червем!

– Нам изменили помощники, – трепетал Вениамин.

– Вы все состоите из этого! – брезгливо бросил Прондопул. – Ты нисколько не лучше. Порок оказался сильнее тебя.

– Но ведь вы приветствуете пороки, – вставил Петр из-за плеча Константина. – Теперь они ударили по вам. У палки два конца.

Архидем пропустил замечание Пантарчука, даже не посмотрел на него. Антонина попыталась спрятаться за спину Вениамина, но взгляд Прондопула вытянул вперед. Она приблизилась мелкими шажками, сникла, пролепетала:

– Тринадцатый вспомнил меня. Вы обещали, что этого не произойдет. Любого человека вы могли подчинить своей воле.

Никто не способен был противиться вам. Но тринадцатый преодолел ваши установки.

– Ты усомнилась во мне?

– Вы обещали, – одними губами испуганно повторила Зовалевская.

– Ты решила, что с тринадцатым все закончилось? – По небосклону пронеслись новые вспышки. – Нет, все только началось! – Взгляд архидема придавил девушку к земле. – Тринадцатый – не любой человек. С ним нельзя, как со всеми. В нем сходятся судьбы вашего мира. Но он пока ничего не знает об этом. Все еще впереди.

– Сомневаюсь, Прондопул, – вставил Грушинин. – Конец вашим опытам. Придется за них ответить. Свидетели есть. И не имеет значения, любой человек Василий или не любой, судьбы мира в нем либо Вселенной, вам придется ответить перед законом. И забыть о Василии, даже если он вам чем-то не угодил.

– Не угодил? – переспросил архидем. – Не делайте скоропалительных выводов. Просто он еще не подошел к порогу, за которым обязан будет сделать выбор. Осталось чуть-чуть. Скоро он достигнет возраста смерти своего великого предка, и тогда ему все откроется. Я хотел опередить время, стереть его память, как хлам прошлых лет. Его мозг должен быть чист, как бездонная тьма. Открыться для Властелина Игалуса. Но, к сожалению, не в моей власти принудить его. Он должен сам отбросить время, отказаться от своего прошлого и выбрать Новый путь. И тогда ему раскроется новое предназначение. Великое предопределение. Сегодня он всего лишь потомок далеких предков. Но может стать новым Великим началом для всех. Если сделает правильный выбор. Я буду способствовать этому. Ничто в человеческой жизни не дается для того, чтобы только иметь, но для того, чтобы возвращать с избытком. Пора изменить предопределения судеб людских.

– Вы надеетесь превзойти Бога? – усмехнулся Грушинин. – Не смешите людей.

– Властелину по силам все! – отсек архидем.

– Но вашим опытам пришел конец. Вы потерпели крах, Прондопул!

Размытый взгляд архидема охватил всех сразу, разочарованное лицо стало скучным и стылым, как осколок льдины. Оно отталкивало и одновременно притягивало. В эту секунду Прондопул вспомнил Муруфула. В их противоборстве не было победителя. Он, как и Муруфул, должен был сейчас уйти.

Грушинин сделал к нему шаг:

– Я вынужден задержать вас.

– Для этого вы слишком слабы! – словно хлестнул его Прондопул.

Но Константин не попятился, устоял и приказал оперативникам:

– Надеть наручники!

Те двинулись к архидему. Но сверкнула молния, перед ними фонтаном выбилась земля. Они отшатнулись. Когда пришли в себя, архидема не было. И двери в стене не было.

Грушинин поискал глазами Зовалевскую и Вяземского, – не нашел. Вместо них на земле шевелились две кучки мелких расползающихся червей, а рядом валялись наручники. В первую секунду он подумал, что галлюцинация, зажмурился, надеясь вновь увидеть Антонину и Вениамина. Но, открыв глаза, увидал все тех же червей.

И только оперативники ничего не заметили. У них как будто отсекло память. Один из них поднял наручники с земли и удивленно проворчал, глядя на Константина:

– Обронил кто-то.

В то же самое время в изоляторе временного содержания