– Я не спрашиваю о том, что было у вас с ним, – пояснила Филиппа, видимо заметив, как сжались мои челюсти. – Просто я немного болезненно отношусь к тому, как быстро летят годы. А ты еще будешь счастлива. Я знаю.

– Я тоже надеюсь на это. – Встревоженная этим сопутствующим допросом, я продолжала расчесывать ей волосы длинными плавными движениями, пока она не отобрала у меня гребень.

– Сегодня вечером у тебя тяжелая рука.

– В соответствии с тяжестью на моем сердце, – извиняющимся тоном невесело попробовала пошутить я. Филиппа больше меня нуждалась в том, чтобы ее подбодрили. – Думаю, у Эдуарда есть какие-то планы на меня.

– Если и так, то мне он об этом не говорил. Сомневаюсь, чтобы он выдал тебя за кого-то, кто тебе не понравится. На примере нашей дочери Изабеллы он уже понял, насколько это рискованно. Нам больше не нужны скандалы на почве брака. Но кое-что я тебе все-таки скажу, если ты согласна выслушать меня. – Пальцы Филиппы цепко обхватили мое запястье, так что у меня не оставалось выбора, кроме как слушать ее совет; выражение ее лица вдруг стало серьезным, как будто она отчитывала одного из своих детей. – Ты должна освежить свою королевскую кровь. Должна поправить свою репутацию. Ох, Джоанна, дорогая моя девочка! Ты должна понимать, что твоей репутации был нанесен серьезный ущерб, несмотря на то что решение Его Святейшества вроде бы все загладило. И это можно сделать. Даже нужно. Твой будущий муж не должен думать, что ему подсунули подпорченный товар.

Она шлепнула меня по руке – большего королева по отношению ко мне никогда себе не позволяла.

– Ты так и не поняла, почему Эдуард отправился в Стамфорд, чтобы быть рядом с тобой, когда будут хоронить Томаса? – Она подождала, но я молчала, удивленно глядя на нее. – О, у этого жеста была своя цель. Показать всему миру, что он поддерживает и тебя саму, и тот брак, которого ты в конце концов добилась. Это должно было закрыть все вопросы относительно твоего опрометчивого шага, когда ты пошла против воли короля. Пресечь злобные языки, отравляющие жизнь. А таких было немало. Они и сейчас есть. Боюсь, что всегда найдется кто-то, кто упрекнет тебя тем, что ты согласилась выйти за Томаса Холланда.

Я вспомнила лукавые комментарии той дерзкой прислужницы королевы. Похоже, Эдуард не слишком преуспел, пресекая распространение сплетен при своем дворе.

– Но я любила его, – просто сказала я.

– Я знаю. И это заслуживало сожаления. Но теперь все в прошлом, а тебе нужно смотреть в будущее. Любой крупный магнат, – продолжала сминать меня своими советами Филиппа, – который оценит твою ценность как супруги, будет знать, что ты полностью восстановила расположение короля и что он осеняет тебя своим покровительством не меньше, чем Его Святейшество. А это исключительно важно.

– Он мне ничего такого не говорил, – растерянно сказала я.

– Он и не должен был ничего говорить, разве нет? А все, что могла сделать ты, это постоянно обращаться к нему по поводу того, что он не делает Томаса графом Кентским, после того как титул по праву перешел к тебе.

Я почувствовала, как лицо мое заливается краской, что само по себе уже было признанием ее правоты.

– Сейчас ты должна приложить все усилия, чтобы упрочить королевскую поддержку, которую предлагает тебе твой кузен-король. Пообещай мне, что сделаешь это.

– Обещаю. – Что еще я могла сказать ей в знак признания великодушия Эдуарда? – Я буду идеальной вдовой. И потом, когда придет час, стану кому-то идеальной женой.

– А Эдуард, моя дорогая, найдет тебе такого мужа, который не будет тебе неприятен.

– Обещаю, что с радостью приму его выбор.

Как легко было это сказать. Как легко обещать.

Мы расстались, хорошо поняв друг друга, хотя я считала, что Филиппа настроена уж слишком оптимистично. Я же думала, что через какой-то год буду жить где-то в отдаленном месте с мужчиной, которого буду выносить с трудом. Потом я задумалась – к своему стыду, на не очень продолжительное время, – что же все-таки так тревожило ее. Отчего ее сердце болело так, что она даже не смогла сказать мне об этом?

Весна, 1361. Касл Донингтон

Я занималась препирательствами со своим управляющим в основном потому, что после проведенной мною ревизии в кладовых оказалось, что запасы провианта там существенно истощились за зиму, хотя мы с моими домочадцами проводили в Касл Донингтоне очень мало времени. Эта ситуация мне очень не нравилась, как и мой нерадивый управляющий.

– Как могло получиться, что здесь так мало эля? И почему, насколько я вижу, в подвале всего один копченый окорок? По моим подсчетам, их тут должно быть с полдюжины.

– Я разберусь с этим, миледи.

– И я тоже с этим разберусь! А потом приглашу вас проводить меня в нижний погреб, где, надеюсь, не выяснится, что…

Воспоминания нахлынули резко, как удар меча: Томас стоит в погребе в Бишеме, где я подкараулила его, и снимает с изуродованного глаза шелковую повязку в знак нашей любви. Мне вдруг стало так больно, что я отвернулась от управляющего и отошла к двери, чтобы сделать несколько глубоких вдохов, как будто это могло разогнать внезапное видение. Здесь меня и застал мой дворецкий.

– К вам посетители, миледи. Большой эскорт. Но флаги пока рассмотреть не удается.

С облегчением ухватившись за возможность отвлечься от этого неожиданного приступа болезненной грусти и бросив на прощание затяжной выразительный взгляд на управляющего, чтобы он не испытывал иллюзий насчет моей забывчивости, я поднялась на стену замка и устремила взгляд на восток, где сквозь тяжелые тучи пыталось пробиться солнце. Я никого не ждала. Более того, я и одета была соответственно. «И не имею ни малейшего желания выряжаться», – с раздражением подумала я. Моя меланхолия никуда не ушла. Я испытывала большое желание держать ворота замка запертыми, но совет Филиппы не оставлял меня, словно заноза под кожей. Намеренно отваживать гостей – это не то, что ожидается от благородной и щедрой графини. Мне следовало бы не забывать быть более великодушной и к своему управляющему тоже.

Раздумывая, стоит ли мне переодевать платье, я с досадой стукнула кулаком по камню парапета.

И тут из-за туч показалось солнце.

Мои глаза были ослеплены блеском золотой вышивки и нарочито роскошной золотой ткани на вымпелах и флаге. А также камзолом королевского герольда, который ехал рядом с человеком, возглавлявшим кортеж. Что же касается его самого, то лучи солнца весело играли на чеканных заклепках его бригандины[25] и на эфесе меча. Я могла представить себе драгоценные камни его ливрейного ожерелья, а также те, которыми был украшен его кожаный пояс. Облачение невероятной цены, носимое без страха перед разбойниками.