регулировки равновесия калия и натрия, клетки сердца не могли поддерживать регулярные потенциалы действия. Этот человек был не первым, с кем такое произошло. Несколько аналогичных случаев стали поводом для публикации в 2012 году обзорной статьи под заголовком “Злоупотребление лакрицей”, авторы которой с беспокойством отмечали, что лакрица – “не просто сладость”. Они требовали от американского Управления по контролю за продуктами и лекарствами обратить внимание на это “вещество” и предупреждать общественность о его опасности для здоровья[459]. Через пять лет FAD отчасти учло это требование, выпустив суровое предупреждение об опасности употребления лакричных конфет в период Хэллоуина. И задавало вопрос: “Черная лакрица – сладость или гадость?”

Как видите, наблюдения я собрала достаточно разрозненные. Это была попытка отобразить все неожиданные способы непреднамеренного воздействия на электром. Надеюсь, я помогла вам создать более цельную картину роли биоэлектричества в нашем организме. К сожалению, пока еще на этом направлении ощущается серьезное сопротивление. Хороший пример – реакция на статью Бейтс.

Каждый на своей колокольне

Эта статья не должна была вызвать никаких споров. Это был обычный обзор, причем достаточно сдержанный. Уже никто не спорит с тем, что биоэлектричество играет важную роль в развитии, хоть мы пока и не знаем механизмов этих процессов. И поэтому Бейтс и ее соавторы представили обзор различных механизмов и теорий для объяснения влияния биоэлектричества на развитие плода. Они отослали рукопись в журнал, который отправил ее нескольким другим ученым на рецензирование, как это обычно происходит во всех уважаемых журналах перед любой публикацией. А потом издатель передал Бейтс их отзывы с беззаботным комментарием обратить на них внимание. Бейтс неосмотрительно решила почитать рецензии прямо перед сном.

Некоторые отзывы были уничтожающе враждебными, причем до такой степени, что это не вязалось с содержанием статьи, которую они комментировали. Никто не обсуждал методологические ошибки и не обвинял ее в подтасовке данных. Негодование вызвала сама тема исследований. В качестве примера комментария достаточно привести выражение “миф о мембранном потенциале”. По-видимому, роковой ошибкой Бейтс было упоминание биоэлектрического кода.

Я не в первый раз слышала о таких пренебрежительных и резких отзывах: Энн Ражничек (которая работала с Боргенсом) рассказывала мне об отрицательном отзыве на грант, состоявшем из единственной фразы: “Кто-то еще верит в эту чушь?” Но я научный журналист, и я знаю, что убийственные отзывы на статью – это лишь часть игры. Я разговаривала и с другими исследователями и заметила закономерность[460]. Люди не верили, что Лора Хинкл обнаружила электротаксис клеток. Они не верили Дэни Адамс. Не верили Ай-Сун Цэнь. “Но никто и никогда не говорил, что не верит нашим данным, – рассказывал мне один специалист по биоэлектричеству. – Они просто не хотят об этом слышать”. А теперь появилась Бейтс с новыми вариациями на ту же тему. Общим во всех отзывах было то, что критики не углублялись в детали исследования. Они скорее просто выдавали общие слова и презрительные эмоциональные замечания, причем в терминах веры. Когда скептики не могут указать на специфическую научную или методологическую проблему в публикации, они используют фразы типа “Я в это не верю”. Именно это заявил коллега Майклу Левину во время конференции: “Я не читал эти статьи, и мне не нужно их читать. Я в это не верю”.

Во что именно они не верят? Это зависит от того, кто комментирует. Левина часто приглашают выступить в разных местах – от департаментов биологии развития до конференции NeurIPs – самой крупной конференции по искусственному интеллекту в мире. “Кто-то обязательно бесится, – рассказывал он мне. – По какому поводу бесится – зависит от того, перед кем я выступаю”. Заявления, которые нейробиологам кажутся очевидными, молекулярными генетиками воспринимаются как кощунство. Однако скептическое отношение к биоэлектричеству за пределами нервной системы – не всеобщий заговор. Это всего лишь проблема системы образования.

Хосе Лопес из Национального научного фонда считает, что необходимо налаживать новые пути коммуникации между разными дисциплинами. “Нам нужен новый департамент, и нам нужны люди с энциклопедическими знаниями. Не такие, как были раньше, – этот поезд ушел. Такие люди, как Александр фон Гумбольдт или Гальвани, жили в те времена, когда еще было возможно знать в науке абсолютно все. Теперь ученый всю свою жизнь в науке может заниматься одной мутацией в одном гене, которая вызывает один вариант редкой болезни”. Стивен Бэдилек соглашается, что в области медицины многие видят ситуацию только со своей колокольни.

Прямо сейчас появляется интересная новая альтернатива, например, на факультете биоинженерии Массачусетского технологического института, где можно получить ученую степень сразу по нескольким специальностям: студенты этого факультета обучаются междисциплинарным знаниям и обращают внимание на термины и понятия, необходимые для преодоления разрывов между разными дисциплинами. Их учат воспринимать потоки информации в рамках системной биологии, а не в виде отдельных фрагментов.

“Так странно, что нас этому не учат”

Эмили Бейтс четыре года занималась биологией развития в Университете Юты и ни разу не слышала термина “ионный канал”. Затем она делала диссертацию по нейробиологии в Гарварде, и там ионные каналы вошли в ее лексикон, но она не знала, что у них есть какая-то функция за пределами нервной системы. “Конечно же, я понимала, что они нужны для работы мышц и также для работы бета-клеток поджелудочной железы”, – рассказывает она. Однако в годы учебы в университете и в аспирантуре ей казалось, что “ионные каналы изучают в нейробиологии, но вряд ли в связи с другими тканями”. Она поразилась, когда узнала (совершенно случайно), что дефекты каналов могут вызывать патологии развития, влияющие на форму и строение тела ребенка. “Я была невероятно удивлена, – комментирует она. – Так странно, что нас этому не учат”.

Идея ее восхитила, и она начала изучать роль ионных каналов в развитии организма. Но она не понимала, в какую сторону двигаться. На ее факультете не было никого, кто мог бы ее направить. “Мне казалось, что только я одна изучаю эту странную штуку, которая никого больше не интересует”. Она не знала даже, какие ключевые слова использовать для поиска научных статей. “Это был черный ящик”.

Когда статью опубликовали, она получила электронное письмо от Майкла Левина – он послал ей несколько своих работ и представил ее другим людям, занимавшимся похожими исследованиями. Левин стал их связующим звеном. Бейтс начала посещать конференции и быстро подключилась к группе исследователей, изучавших такие каналы. “До того, как со мной связался Майкл Левин, я чувствовала, как будто сама являюсь частью странной аномалии, которую я изучаю”.

Так что не приходится