ясно через несколько лет после случайного разговора с исследовательницей, изучающей влияние tDCS на депрессию. Она просияла, когда я сообщила, что под воздействием электричества моя негативная самооценка рассеялась, как утренний туман в Сан-Франциско. Она рассказала, что идентифицировала популяцию людей с депрессией, у которых болезнь проявляется именно в таком недовольстве собой, и они всю свою энергию тратят на препирания с самими собой. Именно эти симптомы лучше всего поддавались воздействию данным методом. Но, подобно Хелен Мейберг, работу которой по методу глубокой стимуляции мозга я упоминала в пятой главе, она все еще пытается понять, как отличить людей, на которых лечение подействует, от тех, на кого оно не возымеет никакого эффекта.

Изучение стимуляции мозга не завязло – просто это действительно очень-очень трудный процесс, как и любое научное исследование[447]. Не существует никакого научного заговора по пропихиванию в журналы плохих результатов в обход рецензентов, но каждое отдельное исследование может столкнуться со многими проблемами: нехватка средств для привлечения достаточного количества участников, предвзятость исследователей, нестандартное оборудование, сила мотивации: параметров столько, что непонятно, с чего начать.

Клинические испытания всегда начинаются с привлечения небольшого числа пациентов (иными словами, с привлечения небольшого количества средств, чтобы сберечь их для более масштабных финальных испытаний). Это стандартная ситуация. Однако испытания малого масштаба чаще истолковываются предвзято. Как объясняет бывший директор NIH Кип Людвиг, это не означает, что небольшие исследования бессмысленны – они должны встраиваться в более масштабные, окончательные исследования, которые могут дать уже более общие окончательные результаты.

Проблема в том, что мы забываем, что эти первые исследования не являются доказательством: все сложности, о которых я говорила выше, приводят к высокой вероятности “ложноположительного результата”, показывающего, что ваш метод работает хорошо (хотя на самом деле это не так). Именно это, к сожалению, произошло с препаратами ивермектином и гидроксихлорокином для лечения больных COVID-19: далекие от науки люди слишком сильно уповали на одно или два ранних исследования с недостаточным количеством участников и недостаточно продуманной постановкой эксперимента. Более поздние и решающие исследования с большим вложением средств показали, что первые результаты были ошибочными. Однако к тому времени первичная ложная информация уже широко распространилась.

Уже совсем скоро мы можем оказаться в следующем раунде этой игры в обещания и обвинения. Методы электроцевтики становятся неинвазивными, как tDCS. Появился метод под названием “технология стимуляции блуждающего нерва” (VNS). Он получил значительную финансовую поддержку из Силиконовой долины и завирусился во всех социальных сетях, но принял иную форму, нежели предсказывали десять лет назад. Большинство инвесторов поддержали не вживляемые имплантаты, а портативные внешние устройства, которые воздействуют на нервы через неповрежденную кожу – например, небольшие наушники, стимулирующие блуждающий нерв там, где он поднимается из глубин тела и подходит к самой поверхности кожи внутри ушной раковины. И вновь начались дискуссии: помогает ли метод для усиления концентрации, борьбы с тревожностью, депрессией… Остальное вам уже известно. Как и в случае с tDCS, на каждое исследование с намеком на положительный эффект для небольшой группы пациентов (причем не все они проводятся корректно) приходится другое, в котором выясняется, что метод не работает[448].

Если мы хотим понять электром достаточно хорошо, чтобы управлять им прицельно с помощью неинвазивных методов, для начала нужно провести крупномасштабные испытания инвазивной технологии, которая показала бы, как этот метод влияет на наше биоэлектричество.

Но возникает вопрос: кто позволит вскрывать себе череп, чтобы обеспечить такие данные? На сегодняшний день все устройства и все знания об электрических параметрах нашего тела – от сердцебиений Катарины Серафин до работы Мэтта Нэгла с BrainGate и создателей VNS – мы получили благодаря людям, для которых участие в испытаниях подобного рода было последней надеждой. Борьба с раком, восстановление конечностей, устранение врожденных дефектов, обновление нервной системы и управление иммунитетом, к которым здоровые люди будут прибегать в будущем для самоусовершенствования, – все это зависит от следующего поколения испытателей.

Испытатели

Примерно в то же время, когда Дженнифер Френч пыталась склонить FDA к принятию положительного решения в отношении метода стимуляции осциллирующим полем, она основала юридическую группу Neurotech Network по вопросам нейротехнологии, которая помогала людям с неврологическими нарушениями подобрать вспомогательную технологию для каждого специфического случая. “Технология может стать великим уравнителем, – говорит Френч. – Она дает людям возможность выбора”.

Однако часто разработчики нейротехнологических методов уделяют внимание таким показателям, которые могут выбить слезу на глазах, но не таким, которые могли бы действительно помочь людям, по-настоящему нуждающимся в новой технологии. Френч понимает, почему это происходит. “Возвращение людям возможности ходить звучит заманчиво”, – комментирует она. Но за сценой, когда стихает ажиотаж прессы, исследователи спокойно пишут проекты с такими приоритетами, которые действительно важны для людей с повреждениями спинного мозга: ослабление боли, контроль функции кишечника и мочевого пузыря. “Поиски решения реальных проблем таких людей прессу не возбуждают”.

Публику привлекают такие заявления, которые исследователь Стелла Юнг, занимающаяся проблемами нетрудоспособности, называет “вдохновляющим порно”, и это имеет далеко идущие последствия[449].

Например, в социальных сетях и в традиционной прессе распространяются видеоизображения парализованных людей, которые вновь смогли ходить. Такие вырванные из контекста обрывки информации (а часто это именно так – вы ведь знаете, как работает интернет) дают людям полностью искаженную информацию о возможностях восстановления после перенесенного повреждения.

“Каждый раз, когда появляются подобные новости – «Ура, мы излечиваем людей с повреждением спинного мозга и позволяем им вновь ходить!» – создается ошибочная картина, – комментирует Френч. – И потом наша юридическая группа принимает массу телефонных звонков от людей в таком же состоянии, которые интересуются, когда они смогут получить это лечение”. Конечно, это никакое не лечение, и организациям вроде ее группы приходится возвращать людей с небес на землю. Восторги средств массовой информации вредны сразу по нескольким причинам.

Ложное впечатление, создаваемое прессой, затрудняет понимание существующих реальных возможностей. И это мешает людям объективно оценить пользу от участия в испытаниях новых методов.

Когда Фил Кеннеди по собственному желанию решил провести на себе чрезвычайно рискованную (и потенциально неэтичную) хирургическую операцию, в технической прессе его громогласно превозносили как героя, жертвующего собой ради науки. Однако обычно, за редкими исключениями, добровольные участники клинических испытаний редко удостаиваются таких похвал. “Людей, которые испытывают нейротехнологические устройства, можно в полной мере сравнить с летчиками-испытателями, такими как Чак Йегер или Базз Олдрин”, – считает Френч. Подобно людям, рисковавшим жизнью ради развития научных представлений о звуковом барьере и космических полетах, добровольцы, испытывающие новое нейротехнологическое оборудование, тоже заслуживают признания в качестве смельчаков, рискующих собственной жизнью ради расширения научных горизонтов.

Йегер и Олдрин (а также