публикацию запретила сама королева Елизавета I, чтобы никто не мог получить те сведения, ради которых Дрейк рисковал своей жизнью и престижем короны. Или дело было в том, что этот отчет мог разозлить короля Филиппа, и тот вынудил бы Англию заплатить за это достижение кровью. В любом случае прошло еще десять лет, прежде чем подробности кругосветного плавания Дрейка стали достоянием общественности. Только в 1599 г. Хаклюйт опубликовал внушительное дополненное издание своего труда, которое привлекло внимание широкой публики, отчасти потому, что его, как говорили, читала сама королева Елизавета.

Чтобы раз и навсегда закрыть вопрос о достижениях Дрейка и других английских мореплавателей, Хаклюйт приложил к работе карту известного картографа Эдварда Райта, учившегося у Джона Ди. Новаторская работа Райта, впервые дополненная линиями географических координат на плоскости, стала одной из самых знаменитых английских карт XVI в. Англию Райт поместил в центр карты, тем самым наглядно показав, что отсюда можно добраться по воде почти в любую точку земного шара. Англия перестала восприниматься как изолированное, отсталое островное государство, населенное безбожными дикарями (какой она представала в рассказах потерпевших кораблекрушение испанских моряков). Наоборот, она занимала ключевые позиции в мировых делах. Она была колыбелью империи. Карта Райта показала, как основательно путешествия Дрейка изменили восприятие Англии миром и ее жителями. Джон Ди оказался прав, заявив, что Англия «в силу своего положения наиболее удобна для судоходства и достижения мест наиболее известных и богатых». Зарождающаяся Британская империя не имела себе равных – с ней не могла сравниться даже Испания.

Дрейк был лучшим морским воителем Англии. Но возникал вопрос, куда он отправится дальше.

Сэр Фрэнсис Уолсингем, набожный протестант, секретарь Елизаветы и глава английской разведки, предложил Дрейку участвовать в создании английского аналога Каса-де-Контратасьон для управления отдаленными колониями. Дрейк мог стать губернатором и получать 10 процентов прибыли: это была верная дорога к богатству. Но в этом вопросе многое зависело от постоянно меняющейся стратегии Елизаветы, которая не хотела враждовать с Португалией. Прошло немало времени, но военно-морской флот Англии по-прежнему оставался ничтожным по сравнению с испанским, поэтому проект угас сам собой. Позднее ему на смену пришла столь же малоправдоподобная идея партнерства с Португалией: «Первое предприятие» (First Enterprise) должно было обосноваться на Терсейре на Азорских островах, при этом Дрейк командовал бы флотом привилегированных каперов, а Португалия оплачивала часть расходов. Но Елизавета в очередной раз передумала, посеяв раздор среди тех, кто был не прочь заняться пиратством, и оттолкнув от себя Португалию. «Второе предприятие», частично поддержанное Дрейком, начало работу в мае 1582 г., но быстро потерпело неудачу.

Дела Дрейка стали еще хуже, когда его молодого племянника Джона Дрейка схватили в Буэнос-Айресе, доставили в Лиму и бросили в тюрьму неумолимой инквизиции. Его вынудили отречься от лютеранской веры, вывели в желтом санбенито на аутодафе, а потом приговорили провести остаток жизни на территории Испании. Унизительное изгнание близкого родственника косвенным образом наносило удар презренному лютеранину Эль Драке.

В день Рождества 1581 г. Мендоса написал подробный отчет о прощании герцога Алансонского с Елизаветой; в его письме этот странный роман предстает в совершенно ином свете. «Хотя публично она выразила сожаление по поводу его отъезда, насколько мне известно, в своих покоях она даже танцевала от радости, довольная тем, что может избавиться от него». Но с этим союзом было связано слишком многое, чтобы разорвать его одним махом, а из-за ненастной погоды унизительный отъезд герцога из Англии постоянно откладывался.

Мендоса, бдительно следивший за событиями, сообщил королю Филиппу II, что герцог Алансонский «обижен из-за того, что она слишком охотно отпускает его, хотя ей хорошо известно, как сильно он к ней привязан», однако всем очевидно, что он нисколько ее не интересует, и она готова публично распрощаться с ним «без всяких церемоний».

Узнав об этой жалобе, Елизавета пустилась в многословные оправдания (которые Мендоса счел верхом неискренности), пытаясь убедить герцога, что отпускает его ради его блага и вовсе не думает о себе. Более того, она притворно утверждала, что считает его отъезд «излишне поспешным».

Герцог ответил: «Нет, нет, мадам, вы моя, и в доказательство я могу привести те слова, что вы говорили и писали мне». Ее истинные чувства к нему «подтверждал подарок – кольцо, о котором я известил моего брата короля, мою мать и принцев Франции, и все, кто присутствовал на наших свиданиях, готовы быть тому свидетелями». Он настаивал: «Если я не могу получить вас в жены честными средствами и любовью, мне придется сделать это силой, потому что я не покину эту страну без вас».

Елизавета ответила, что его угрозы ее не пугают. Она знает свои мысли и те слова, которые написала ему, лучше, чем кто-либо другой, «а что касается кольца, то оно было лишь залогом вечной дружбы и подразумеваемого договора», при условии, что брат герцога согласится на него. Однако она совершенно уверена, что он никогда этого не сделает. Даже если романтические чувства на время вскружили герцогу Алансонскому голову, эта отповедь, несомненно, отрезвила его. Елизавета могла смутиться (или притвориться смущенной), но она могла быть опасной. Королева избегала брака, словно петли, грозившей затянуться у нее на шее. Более того, она утверждала, что «полностью свободна от каких-либо супружеских обязательств» и намеревается оставаться в таком состоянии до тех пор, пока не преодолеет свою «природную ненависть к браку» – что было крайне маловероятно. Ясно обозначив свою позицию, она позволила герцогу остаться в Англии еще на какое-то время «для взаимно приятного общения, как брату и другу, но не как мужу». Чтобы подсластить предложение, она обещала ему денег.

Затем Уильяму Сесилу, лорду Берли, поручили выяснить, какая сумма убедит неудачливого жениха уехать. Но герцог не торопился с отъездом. По словам Елизаветы, он попросил у нее денег для войны против католиков во Фландрии, которую, как он утверждал, он вел ради нее. И если она не заинтересована в этом проекте, она должна, по крайней мере, компенсировать ему «отказ выйти за него замуж». Чтобы скорее покончить с этим неловким делом, она предложила ему ежемесячное содержание, и «это так обрадовало его, что вы бы его и не узнали». Но это еще не конец их романа. «Как только он окажется за морем, – сказала Елизавета, – я напишу ему, что мой Совет решительно воспротивился нашему соглашению, а мой народ никогда этого не позволит».

По мнению подслушивающего Мендосы, все это значило, что на самом деле герцог Алансонский хотел не жениться на королеве, а ослабить Англию, выманив у нее как можно больше денег. Брак служил просто средством для достижения этой