– Нет. Не хочу. Тебе нужны деньги. Ты не в казино идешь, тылюдей спасаешь. Я тебе даю деньги, потому что знаю, что ты людей спасаешь. ИХраброву я очень уважаю.

Добрынин так ничего и не понимал.

– А взамен? Взамен что ты хочешь?

– Ничего.

– Как?!

– Ничего не хочу.

– Так не бывает.

– Ты мне объяснить хочешь, – спросил Баширов, – как бывает,а как не бывает?!

Оказалось, что пять миллионов долларов – это две спортивныесумки, килограммов семь денег, не меньше.

Пришел самолет, Бахрушин так толком и не понял, что это засамолет, откуда. Самолет был небольшой, “бизнес-класса”, как нынче говорят, ибез всяких опознавательных знаков. Он приземлился на военном аэродроме Кабула,что само по себе было невозможно и странно – гражданские самолеты здесь никогдане садились, и журналистов всегда пускали только в строго отведенный“отстойник”.

Бахрушина провели на поле и бросили там, и он долго слонялсясреди бочек, ящиков, каких-то деревянных складов, в реве и вое реактивныхдвигателей, совсем один, не зная, что ему делать дальше.

Потом сел этот самолетик. Бахрушин пошел к нему просто так,потому что все остальные взлетавшие и садившиеся рулили в отдалении и вотдалении же и замирали, а этот почти к решетке подкатил.

Когда Бахрушин подошел, почти оглохнув от грохота, потомучто двигатель самолетик не глушил, распахнулась дверь, и в высоте показалсякакой-то человек а костюме. Он сверху посмотрел на Алексея, скрылся на секунду,а потом выбросил к его ногам одну за другой две спортивные сумки.

Сумки тяжело плюхнулись на бетон.

После чего дверь закрылась, самолет заревел и поехал.

Бахрушин присел и расстегнул молнию.

Деньги. Полная сумка денег.

Черт побери.

Что за самолет? Что за человек?! Чьи это деньги?!

С ними нужно было еще добраться до гостиницы и – самоеглавное! – дожить до утра, до приезда Гийома, который был главным связующимзвеном между Бахрушиным и непонятно кем.

Кем?! Кем?..

Он добрался до гостиницы и дожил до утра, хоть и просиделвсю ночь в кресле с глупым пистолетом на коленях и в глупом бронежилете наплечах!

Разве помогли бы ему пистолет с жилетом!

Гийом забрал кассету, которую накануне доставили сдипломатической почтой, и обе сумки, и когда за ним закрылась дверь, Бахрушинпонял, что решительно не знает, что будет дальше.

А что, если Гийом решит отправиться, к примеру, вкругосветное путешествие? Или на Луну? Или на остров Маврикий? Денег у негобыло достаточно, чтобы прожить на них жизнь как раз на Мартинике, а кассету онмог просто подарить Акбару. С наилучшими пожеланиями.

Не было никаких гарантий, и Бахрушин отлично понимал, что ихбыть и не может – какие еще гарантии!

Честное слово этого бородатого бандита?! Но он честногослова не давал и по-английски все время говорил как-то так, что его вполнеможно было понять по одному, истолковать по-другому и сделать из сказанногосовершенно иной вывод!

Обшарпанная дверь, которая захлопнулась за Гийомом, вдругпоказалась выходом в другое измерение!

Когда она открылась во второй раз, за ней была Ольга, иБахрушин ничего не понял.

То есть совсем ничего. То есть решительно ничего.

Он как сидел на кровати, так и остался сидеть, только рукиот лица отнял.

– Привет, – сказала его жена. Голос был хриплый, чужой.

Простыла, что ли?..

Бахрушин растерянно поднялся.

– Привет, – повторила она настойчиво. Свитер болтался наней, как пустой. – Меня Гийом привез.

Я думала, что меня расстреливать повезли. А меня к тебе.Привет.

Бахрушин в один шаг подошел, обнял, прижал к себе. От неепахло сыростью и плесенью, как будто она и впрямь выбралась из могилы.

Ее сильно трясло, и он стискивал ее изо всех сил.

– Больше никуда и никогда, – сказала она очень сурово, какбудто на митинге выступала. – Никогда, никуда! И я так люблю тебя, Алеша!

Он все молчал.

– Слышишь?

Он кивнул.

– Конечно.

* * *

Она сидела и улыбалась стеклянной улыбкой прямо в камеру.

Ники знал, что сейчас она ничего и никого не видит и слышиттолько свой наушник, в котором шум аппаратной, последние указания, обморочныеголоса – каждый раз как перед прыжком в пропасть.

Каждый раз останавливается сердце, и по-другому быть неможет.

По монитору прошла волна, и разноцветные полосы на экранепереключились на часы. Секундная стрелка дрогнула и двинулась, и еще раз, иеще, с каждым ударом сердца.

Время пошло.

Обратный отсчет.

Она прижала наушник и улыбнулась сверкающему столу – видимо,режиссер сказал ей что-то ободряющее.

Подбежала гримерша с пудреницей, салфеткой и кисточкой,заложенной за ухо. Выхватила кисточку и обмахнула совершенное, молодое лицо. УНики почему-то так сжалось сердце, когда он увидел, как кисточка прошлась погладкой коже, что он даже взялся за какую-то железку, торчавшую изоператорского крана.

– Даша, из кадра!

– Уже все, мне только поправить!

– Некогда поправлять! Минута до эфира!

Беготня и паника, нарастающая с каждой секундой.

– Ребята, контровой свет проверьте, у нас тень какая-товылезла. Быстро!

– Тридцать секунд. На кране готовы?!

– Беляев, а ты чего, не улетел разве?!

Дима Степанов на кране, сдвинув одно ухо монументальныхнаушников, смотрел на него сверху. Ники отмахнулся.

– Через полчаса.

– Ну, я тебе желаю!..

– Спасибо.

– Да не переживай ты за нее, все нормально будет!

– Я не переживаю, – сквозь зубы пробормотал Ники.

– Десять секунд, тишина в студии!

Упала тишина – совершенно мертвая. В мониторе без звукапошла заставка. Алина сурово и отстраненно взглянула в него и медленноперекрестилась. Гримерша замерла за штативом столбиком, как суслик, даже своюкисточку за ухо не сунула. Оператор шевельнулся за камерой.