Но Света без Тьмы не бывает. И поэтому сумракпородил меня. Нашел странного Иного, так и не склонившегося ни к одной изсторон. Иного с девственно чистой аурой, и окрасил ко Тьме. Отобрал прежнююпамять и наделил способностью отражать и впитывать чужую силу. Чем сильнее менябьют, тем сильнее я становлюсь. Прыгаю на очередную ступеньку. А когда прыгатьстановится некуда — вершина, а выше только вечность и сумрак в Зеркалепропадает нужда. Потому что Зеркало становится способным, в свою очередь,нарушить равновесие.

Меня ждет сумрак. Сумрак навсегда. Не знаю,что будет с телом Виталия Рогозы, до недавнего прошлого — Иного без судьбы. Незнаю, что будет с его памятью и личностью, в каждый приход Зеркала всескладывается по-разному. Я знаю только то, что тот я, который осознал себя встылом николаевском парке по пути к поезду на Москву, исчезнет навсегда,обратится в бесплотную и беспомощную тень, в призрачного обитателя сумрака.

Или просто в часть сумрака… не такого ужинертного сумрака, как все привыкли считать…

Я понял все это в краткий миг перед тем, каквпитать всю, без остатка, мощь Светланы, вообразившей, что потеряла АнтонаГородецкого. Вообразившей из-за странного каприза реальности, из-за того, что явошел в зал Трибунала с точно таким же плейером, как у Антона, с копией егодиска в плейере и с любимой песней Антона на устах и в душе. А еще я понял, чтоИнквизиция знает правду. Но никто из Инквизиторов не произносит ни слова, чтобыуспокоить Иных Москвы, поверивших в мою гипотетическую схватку с самим Антономи в то, что в этой схватке Антон погиб.

Светлые знали его любимые песни…

— Умри!

Я не умру, Светлана. Вернее, умру, но несейчас. Я — Зеркало. Пытаясь меня уничтожить, ты слабеешь, а я лишь становлюсьсильнее. Я уже вижу, что ждет тебя — медленное, растянутое лет натридцать—пятьдесят восстановление так бездумно растраченных сил. По крохам, покрупицам предстоит тебе собирать потерянное. Три, а то и больше десятка лет —время, вполне устраивающее Тьму, время, позволяющее подготовиться к следующейпопытке равновесие нарушить, неясно пока — какой стороной. Тебя ждут годы, закоторые ты можешь обрести счастье с Антоном, а можешь и не обрести.

Но, во всяком случае, эти годы вы будетеравными.

Пусть ты лишаешься сил, но я даю тебе шанс…шанс, которого нет у меня.

Затихла музыка — плейер не выдержалмагического удара — техника вообще плохо реагирует на сильную магию — и брызнулмелкими пластмассовыми осколками. Шапка улетела куда-то к выходу, а курткалопнула сразу в нескольких местах.

Я еле устоял на ногах, но все-таки устоял.

— Зеркало! — воскликнул Гесер с целой гаммойнепередаваемых чувств и интонаций в голосе. — Третий раз, и третий раз кТемным!

— А мы не устраиваем глобальных социальныхэкспериментов, коллега!

Завулон. Шеф Дневного Дозора, не скрывающийторжества.

Сегодня он среди победителей. А Светлые —среди потерпевших поражение.

Впрочем, сколько раз случалось и так же, исовсем наоборот?

А Светлана, опустошенная и ошеломленная, ещемиг назад раздавленная горем, а теперь не умеющая скрыть радость, закричала:

— Антон!

Он стоял у входа. Антон Городецкий. Светлыймаг. Живой и невредимый. Он пришел следом за мной.

— Спасибо, Антон! — обратился к немуневообразимо довольный Завулон. — Ты как нельзя лучше выполнил мое поручение.Надеюсь, тебя устраивает награда?

— Поручение? — воскликнул Гесер. — Антон?

Завулон мелко рассмеялся, вставая. Шеф НочногоДозора лишь мельком посмотрел на упивающегося победой противника и вновьвзглянул на Антона.

А тот подошел к Светлане, счастливой и ничегоне понимающей, обнял, прошептал: «Сейчас» и приблизился ко мне.

Несколько секунд мы глядели друг другу вглаза. Друг другу. Враг врагу. Иной не-Иному. Даже не знаю, как сказать, чтобыэто звучало правдиво. Ведь правд всегда как минимум две.

— Возьми, — сказал Антон.

И протянул мне свой плейер взамен погибшего.

— Спасибо, — прошептал я. Снял с пояса остаткисобственного. Молча вынул свой диск и вставил в подаренный плейер, будто этобыло самым важным сейчас. И подумал:

«Сейчас поднимется Инквизитор и скажет, что ямогу идти».

Конечно же, я угадал. Маги такого уровня неошибаются, даже если они и не-Иные.

— Именем Договора, — как всегда сухо ибесстрастно объявил Максим. — Поскольку достоверно выяснено, что Виталий Рогозане являет собой Иного в обыденном понимании этого слова, действия НочногоДозора в отношении Виталия Рогозы не являются предметом разбирательстваИнквизиции. Виталий Рогоза также не попадает под действие Договора. Онпредоставлен своей судьбе.

Можно подумать, что она у меня когда-нибудьбыла! У меня, у Зеркал, приходивших прежде, у мальчишки Егора, чье время еще ненастало…

— Инквизиция завершила рассмотрение дел. —Максим обвел взглядом магов. — Есть ли у Дозоров замечания или предложения?

Нажав на «Play», я развернулся и побрел прочь.Разорванная куртка делала меня похожим не то на бомжа, не то на заурядноепугало. Но кого это заботит?

Подаренный плейер работал в режиме случайноговыбора. И снова вычленил из десятков треков нужный. Кипелов и Маврин. «Смутноевремя». Все, что мне остается, — это петь.

И я запел.

Смутное время!

Призрак свободы на коне.

Кровь по колено,

Словно в каком-то диком сне

Тешится люд,

Бьют Старых богов,

Молится люд,

Ждут Праведных слов!

В небе комета —

Близких несчастий верный знак.

Воины Света

Павших сжигают на кострах.

Воины Тьмы

Мир взяли в кольцо.

Тысячи птиц

Вниз рухнут дождем.

Смутное время, тот, кто не вправе болееименоваться Виталием Рогозой. Для того, кто поднялся, лишь чтобы упасть. Дляпадшего ангела… темного ангела. Смутное время для тебя и для Иных. Конецтысячелетия. Время, когда невозможно отличить Свет от Тьмы, а Тьму от Света.Время смертей и схваток. Смутное время.

Мы не знаем, кто мы —