– Мария Георгиевна? Это Дмитрий Евгеньевич. Как у вас дела?

– Все нормально, – неожиданно веселым голосом ответилазаведующая реанимацией. – Если вы про Екатерину Львовну, то ей значительнолучше! Я даже думаю, что завтра мы ее снимем с тяжелых препаратов и она ужебудет более или менее адекватна!

– Тяжелые – это какие? – осведомился Дмитрий Евгеньевич иприостановился, дожидаясь Кравченко.

– Да зачем вам, дорогой мой? Вы все равно в них неразбираетесь!

– Я разбираюсь, – пробормотал Долгов.

– Ну, это нам известно, – парировала Мария Георгиевна, иДолгов отлично понял, на что она намекает.

Случилась у него такая история, после которой вся реанимациятолько и делала, что «намекала»!..

Был длинный день, и как-то все сразу навалилось одно задругим! Сначала он удалял почку, потом толстую кишку, вне плана, потом матку –это уже гинекологи попросили, что-то они сомневались, и нужно было помочь.Дмитрий Евгеньевич помог. Напоследок ему привезли еще и геморрой, и пришлосьделать и его, хотя, как правило, он геморроями не занимался. Когда Долгов вышелиз операционной, оказалось, что уже семь часов вечера и за окнами простираетсяполярная московская зимняя ночь.

– Дмитрий Евгеньевич, – сказала ему едва державшаяся наногах Мария Георгиевна, когда они мылись, чтобы наконец-то выйти изоперационной. – Ну, кишка, почка, матка, все понятно! А зубы вы не дергаете?..

Долгов захохотал так, что уронил мыло, и с тех пор ему прикаждом удобном случае поминали его «универсальность» – только, и вправду, зубыне дергает!..

– Короче говоря, если захочешь, можешь завтра утречком еенавестить и даже поговорить, – продолжала Мария Георгиевна, называя его на«ты», что редко с ней случалось. – И еще, вроде бы Терентьев хотел тебя видеть.

– Вроде бы или хотел?

– Ты позвони ему, – душевно посоветовала заведующаяреанимацией. – Он ведь тоже… нервничает.

– И я нервничаю, – сказал Долгов и опять приостановился,чтобы подождать Кравченко, собиравшегося каяться. – Мы все нервничаем!

– Ах, Дмитрий Евгеньевич, – заключила заведующая. – Неумеете вы людей жалеть и понимать! И прощать!

– Я не умею?! – поразился Долгов.

– Не умеете, – сказала она то ли с восхищением, то ли сосуждением. – Всегда вы точно знаете, что хорошо, а что плохо!

– Ничего такого я не знаю, – отчеканил Долгов довольножестко. – Я к вам зайду сегодня, Мария Георгиевна. Я уже в больнице.

А может, она права? Может, с ним на самом деле невыносимо?Может, он живет как-то неправильно? И если так, что же нужно немедленно в себепоправить, чтобы начать жить правильно?

Была у него такая черта – он не умел заниматьсясамоуничижением просто так. Ему нужны были конкретные действия, ведущие кконкретным результатам! Он забывал покупать цветы Алисе, а потом понял, что ееэто обижает, и с тех пор стал покупать к месту и не к месту, неважно! Главное,что он понял, в чем проблема, и решил ее. Ну несколько слишком хирургическирешил, но хоть так!..

– Проходите, пожалуйста! – Долгов пропустил Кравченко вкабинет, вошел следом, заняв сразу очень много места, протиснулся на своекресло за столом, скинул хирургическую шапочку, которую, должно быть, забылздесь в прошлый раз, разгреб какие-то бумаги, чтобы было куда положить руки,снял трубку с больничного телефона и сунул ее к себе в карман.

– Хотите чай или кофе? – Не слушая, что скажет ему мужчина,который неловко пристроился напротив и смотрел на него мрачным, решительнымвзглядом, Долгов поднялся, заглянул в чайник, обнаружил, что воды нет, и кофетоже нет, и сахара нет, пожал плечами и сел на место.

– Ничего нет, – объявил он, улыбкой смягчая объявление. –Слушаю вас, Андрей.

– Вы меня спасли, – ни с того ни с сего торжественно сказалКравченко. – Наверное, было бы лучше, если бы я умер, но вы меня спасли!

– Что вы глупости говорите, – перебил его Долгов, которыйтерпеть не мог выступлений подобного рода. – Во-первых, вас спасла сороковаяскоропомощная больница, и Павел Сергеевич Ландышев, а вовсе не я! Во-вторых,это не нам с вами решать, что лучше, жить или умереть.

– Да я и так не живу, – скривившись, выговорил Кравченко, иДмитрий Евгеньевич посмотрел на него с интересом. – Но не в этом дело!.. Дело втом, что я тогда к вам больницу приехал! Меня жена замучила – езжай, мол,благодари, ну, я и поехал!.. Если бы не вы, – добавил он задумчиво, – не былобы меня сейчас. Правда.

Он долго готовился к разговору, и ему казалось, что всебудет очень легко – он просто расскажет ангелу-хранителю, как было дело, можетбыть, покается в грехах, а потом примет собственное решение, что делать дальше.Никто не сможет принять это решение – только он!.. Ни жена, ни Дашка тут ни причем. Каждый умирает в одиночку. Он, Андрей, умирал в одиночку много лет, ему непривыкать!

Оказалось, что так легко и… красиво, как он нарисовал себе ввоображении, умереть не получается! Ну, никак не получается!

Представляя себе ангела-хранителя, он совершенно позабыл отом, что этот самый ангел – человек. Совершенно нормальный молодой мужик,подъехавший к больнице на хищном и тяжелом джипе, собранном в фатерлянде. Онговорил негромко, но как-то так, что его невозможно было ослушаться, и невыпускал из рук мобильный! У мужика было совершенно не ангельское, а очень дажечеловеческое лицо, красные от недосыпания глаза, немного лысый загорелый череп,здоровенные ручищи и плечи шириной в дверь. И одет он был так, как когда-тоодевался сам Андрей – еще когда ничего не боялся и не стоял в передней, ожидаяприглашения пройти в парадные комнаты! И портфель он бросил на пол досадливым,совершенно человеческим движением, и халат надел, и ноги вытянул, как всенормальные люди!

Андрей, собиравшийся каяться, вдруг осознал, что перед такимкаяться будет сложно.

– Дмитрий Евгеньевич, – мрачно начал он. – Я ненавиделчеловека по фамилии Грицук. Он отнял у меня все!

– Все – это что конкретно? – перебил его Долгов. Андрейуставился на него. – Ну что именно? Деньги? Машину? Ну, я не знаю! Карьеру,может быть?

Андрей отвернулся и уставился в пол, чтобы не смотреть наангела-хранителя, который с каждой минутой нравился ему все меньше и меньше.

– Я любил только одного человека. Женщину. Она вышла замужза Грицука. С тех пор я ее никогда не видел. Его я тоже не видел, хотя оченьхотел его убить. Но тогда у меня не хватило духу. Я увидел его здесь, у вас вбольнице. И сказал ему, что я все равно его убью. И после этого он умер.

Воцарилось молчание. Андрей еще какое-то время смотрел впол, а потом поднял глаза. Долгов изучал его с почти профессиональныминтересом.